Сперва ничего не происходило, только от подожжённой избы валил серыми клубами дым. Но едва пламя разошлось и взметнулось горой, провалив крышу, как на улице показались двое татар. Они выбежали из хаты через дорогу, осмотрелись и стали заполошно кричать и махать руками, призывая своих. Всего сторожей оказалось семеро, и пленников они держали в разных домах.
Николай с Фёдором глядели во все глаза, а сторожа живого товара решили тушить пожар. Они вывели несколько дюжин женщин и устроили передачу воды от колодца. Дело продвигалось плохо, ветер, пусть и слабый, раздувал пламя и носил искры во все стороны, так что татарам пришлось выводить на улицу и остальных.
– Идём ближе, – распорядился Николай. – Их семеро, у меня два выстрела да у тебя один, потому стреляем и бежим в дом.
Фёдор проворчал что-то себе под нос. Лицо его, осунувшееся и бледное, было, однако, решительно.
– Я стану в дверях с твоим ружьем, а ты перезарядишь пистолеты. Понял?
– Понял.
– Двинулись.
Перебежками, прячась за углами домов, за бочками и кустами смородины, солдаты приблизились к горящей избе. Пожар заливали с улицы, но один из сторожей отошёл поглядеть – не тлеет ли крыша у соседнего дома и столкнулся с солдатами нос к носу.
Николай был готов к встрече и выстрелил, не раздумывая.
«Чик», – стукнул боёк, но выстрела не последовало, осечка.
– Дошманнар!* – завопил татарин и схватился саблю.
Он вытянул её и уже замахивался, когда Фёдор достал его длинным уколом в живот. Татарин упал, а солдат добил его, приколов сверху в сердце.
В этих простых, человеческих, врагах Фёдор увидел средоточие всех своих бед, и в нём проснулась та боевая решимость, которая есть в каждом ветеране.
Солдаты выбежали на улицу, и Николай выстрелил в ближайшего татарина, теперь удачно, а Фёдор рванулся со штыком наперевес к двум другим.
– Ур-ра! – закричал он, и Николаю ничего не оставалось, как вторить ему:
– Ур-ра!
Охранники растерялись и отпрянули. Двое ближайших побежали прочь, но с другой стороны улицы спешили ещё трое. Они расходились в стороны, собираясь охватить чужаков с боков и изрубить саблями. Но в ружье у Фёдора оставалась пуля, и когда против него встал, играя клинком, татарин, он застрелил его и сам стремительно напал на соседнего.
Николай с тесаком управлялся плохо, и татарин рубил всё сильнее и быстрее, чувствуя слабину. Солдат надеялся теперь только на то, чтобы подойти к своему врагу поближе и схватиться с ним накоротке. Но этого не пришлось делать – Фёдор заколол своего противника, и последний охранник бежал.
– Уф, лихо ты, молодец. – Николай повернулся к товарищу, но тот пошатнулся и осел на землю.
От плеча к локтю прошла длинная резаная рана, и кровь уже намочила рукав.
– Ах ты ж господи…
– Перехвати ремнём, здесь, сверху, – сказал Фёдор слабым голосом.
Боевой задор прошёл, осталась боль и слабость.
Николай снял ремень с ружья и им перетянул руку.
– Ничего, скоро до хутора доберемся, там тебя перевяжем.
– Нет… я уйти хочу, сбежать, отпусти меня, Николай.
– Да ты что? Куда бежать?
– Не могу я больше, колдун проклятый каждую ночь приходит. Он убьёт меня и душу проглотит.
– Да что ты несешь? Тебя по голове задели? Господин капитан поможет, он с ним справится!
– Куда ему помогать, сам хворый.
– Дезертировать – последнее дело, ведь найдут, вырвут ноздри и на каторгу!
– Значит, на роду мне так написано. Хотел я пожить, поработать… эх, да чего говорить.
Тем временем бабы разглядели своих спасителей и бросились к ним.
– Николай, это Николай! Спасители! Избавители!
Плач вперемешку с радостными криками заполнил улицу.
– Бабы!!! – строго гаркнул Николай. – Они вернутся! Скорее берите еду, одежду и в ближайшее село, дорога открыта! Скорее!!!
Николай хмурился и перевязывал руку Фёдору, а тот пытался поймать его взгляд. Федор молчал, но в его глазах кричала мольба.
– Говорю тебе, вернёмся вместе, – сказал Николай. – Теперь до Воронежа весть быстро донесётся, сидеть тут нам недолго.
– А и то! Я до Воронежа пойду! Я упрежу, у меня и деньги на дорогу есть. – Федор достал здоровой рукой кошель. – А хочешь, себе возьми, только избавь меня от этого проклятого места!
– Убери. Я тебе не начальник, сами меня выбрали… делай как знаешь.
– И трёх дней не пройдёт, как буду в Воронеже! – обрадовался Фёдор.
Он сунул раненую руку между завязками кафтана, простился с Николаем и быстро пошёл прочь из деревни. Походка его была хоть и спешная, но слабая, солдата заносило то в одну, то в другую сторону.
– Далеко ли так уйдешь… – проговорил сам себе Николай, вздохнул и стал скликать баб.
*Дошманнар! (татарск.) – Враги!
Глава 25
Пожар усиливался – на соседней хате загорелась крыша.
– Быстрее, так вас и растак, быстрее! Скачут уже, скачут!!! – пугал Николай.
С криками, плачем бабы с детьми стали уходить из села, а Николай вышел к полю, где его ждала полудница.
– Пороша, помоги им поля пройти, а то пока дотащатся.
– Нет в этом проку, хозяйка их не выпустит – волками затравит.
– Как же?!
– Прости… – Она помолчала. – Для себя старалась.
А Николай схватился за голову.
– Да что же это?! Что ж это за место, что за люди?! Тогда поверни их к хутору! Слышишь, к хутору!
Она пропала на мгновение и появилась снова.
– Они идут…
Но не успела полудница договорить, как из ближайшего дома вышла старая ведьма в сопровождении своего подручного, карлика-свистуна. Глаза её горели зелёным огнём, а рот щерился волчьими клыками.
– Ах, паскуда, стервь гнилая, ты что удумала?! – Ведьма протянула руку и сжала пальцы в кулак, а полудница, стоявшая поодаль, схватилась за горло! – Своевольничаешь за моей спиной!? Кончилась твоя служба! – Ведьма потянула к себе, и Пороша придвинулась, будто влекомая невидимой верёвкой.
Николай схватился за тесак и рванул вперед, но карлик кинулся ему в ноги, и они оба упали.
Карга другой рукой достала из-за пояса топор и ударила им полудницу по голове.
Чёрный, закопчённый, забрызганный кровью топор вошёл в голову духа, как в полено. Глаза Пороши расширились, а из раны закапала кровь.
– Больно… – успела удивлённо проговорить несчастная и истаяла.
Николай сбросил с себя угрюмца, поднялся, но было уже поздно, теперь перед ним осталась одна старуха.
