– Не бойся, солнышко, – услышала она нежный голос Гранта. – Я бы не убил Терезу. Все целы. Филипп теперь будет жить в постоянном страхе. Я наконец-то смог стереть улыбку с его лица.
Одри посмотрела на него, когда он открыл ей дверь своей машины, кивком головы указывая на сидение.
– Это было, – она запнулась, подбирая подходящие слово. – Жестоко.
– Да. Моя жизнь жестока, Одри.
– Я рада, что Тереза жива. Рада, что ты не убил в очередной раз.
– Я бы убил, – признался он, встречая её обеспокоенный взгляд. – Но знал, что тогда ты никогда не заговоришь со мной.
Одри на мгновение замолчала. Зажмурившись на секунду, она пыталась осознать смысл слов Гранта.
– Значит, ради меня ты сохранил ей жизнь?
– Только ради тебя, солнышко.
Одри неосознанно улыбнулась, оставляя без ответа его слова. Она села в машину, посмотрев через окно. Грант о чем-то говорил с Ником. А она всё ещё пыталась осознать то, что произошло.
Ещё несколько месяцев назад Одри могла только слышать о деяниях Блокады. А имя Доминик Хардман для неё было чем-то недосягаемым и заоблачным. Его имя довольно часто мелькало в новостях в последние два года. Наверное, это пик его деятельности. Раньше при одном лишь упоминании Хардмана Одри готова была призвать все силы небесные, отвергая возможную беду, которую может принести эта личность.
А что происходило теперь? Она стала ключевой персоной в жизни того самого Доминика Хардмана. Этот человек, который славился безжалостностью и особой склонностью к жестокости, искренне просил у неё прощения. Ради Одри он удержался от выгодной мести своему злейшему врагу. Хардман не убил дочь Филиппа. Но мог. Легко.
Одри задержалась взглядом на пожарных машинах и скорой помощи, которые по первому же звонку примчались спасать ситуацию. Да, никто не погиб в этой афере Блокады. Но раненые всё равно есть. Это может стать для некоторых глубокой психологической травмой. Например, для ранимых дам. Гранта, замыслившего эпичный подарок на день рождения своему врагу, подобное, разумеется, совсем не волновало.
Одри вздрогнула от обычного гудка телефона. Она тяжело вздохнула. Её пугал любой звук. Это, как минимум, ненормально.
– Папа, – весело сказала она, не выдавая своего истинного состояния.
– Одри! – грозно начал он. – Где ты? Ты ещё в клубе? Будь там! Мы подъезжаем.
– Мы? Папа, что случилось? – тревожно спросила она, не отвечая на его вопрос.
– Ответь мне, Грант Гарсиа и есть Доминик Хардман? – Билл задал экстренный вопрос, и Одри ощутила, как все остатки здравого смысла покидают её голову.
Глава 25
Глухой звук, застывший в ушах, отвлекал Одри от окружающего гула. Она медленно, как в тумане, открыла дверцу спорткара, замечая вдалеке несколько полицейских машин с раздражающими красно-синими проблесковыми маячками и отрезвляюще громкой сигнализацией.
Разговор с отцом поставил её в тупик. Безысходность. Это слово так и просилось в название положения, в котором она оказалась. Как папа узнал, что Грант и есть тот самый неуловимый, беспощадный главарь преступной банды? Вопрос, заданный Биллом, стал для его дочери новой пулей, угодившей в давно раненое сердце. Раньше новость о том, что Доминика Хардмана вычислили, порадовала бы её настолько, что Одри с радостью устроила бы вечеринку по этому поводу. Но не теперь. Это было не просто больно. Она почувствовала сожаление, обжигающее изнутри. Грант не должен быть пойман. Что бы там ни было, сколько бы жизней он ни погубил, но в этой битве его поражения совсем не хотелось.
Проигрыш Гранта стал бы действительно справедливой точкой в главе из жизни Одри Уайт. Но чувства, которые она испытывала к преступнику, перечёркивали мечты о таком финале.
Одри тяжело вздохнула. Остались считанные секунды до того, как Грант окажется в наручниках. И прямо сейчас она может решить его судьбу. Предупредить, что полиция сюда едет только из-за него и дать время для побега? Или ничего не предпринимать и предоставить закону возможность решать участь убийцы?
– Грант, – едва слышно позвала Одри.
Он поспешно закончил разговор с Ником и с утешающей улыбкой направился к ней.
Грант провел рукой по её плечу:
– Зачем ты вышла? Замёрзла ведь совсем.
Он быстро снял пиджак, накидывая его на Одри для защиты от ночного холода. Грант даже не подозревал, что дрожь по её телу никак не связана с погодными условиями.
– Эй, ты в порядке? – спросил он, поглаживая нежные руки и согревая их своим теплом.
– Нет, – она была не в силах сдерживать прорывающиеся эмоции, душившие изнутри.
Времени больше нет. Выбор сделан.
Она прикрыла веки, позволяя слезам скатиться по щекам.
– Одри, не пугай меня так. Милая, что происходит? Тебя кто-то обидел? Только скажи, и я любого уничтожу за одну твою слезу, – он обхватил ладонями её лицо.
Одри не решалась заглянуть в его глаза. Грант пошёл против себя, когда доверился ей. А она не смогла предать свою гордость, не простила обиду Доминику Хардману. Продолжая любить, Одри вынесла ему приговор. Это стоило многих усилий.
– Грант, прости меня, пожалуйста, – слова сорвались с губ вместе с прерывистым дыханием.
– За что? – в его взгляде она прочла беспокойство. Он искренне переживал из-за её состояния.
Одри покосилась на ряд остановившихся полицейских машин. Грант пока не узнал, что они приехали не просто из-за взорвавшейся машины. Они приехали, чтобы наконец-то поймать Доминика Хардмана.
Этот день обещал стать большой победой правоохранительных органов. Такая известная личность, как Хардман, должна была наконец-то потерять статус неуловимого и получить наказание за каждую пролитую каплю крови.
– Мне звонил отец, – невнятно говорила она. Ком в горле стал преградой, и Одри через силу торопилась продолжить. – Он знает, что ты Доминик Хардман. А я подтвердила это.
На лице Гранта появилось лишь непонимание. Он нахмурился и, не выпуская её из своих рук, переспросил:
– Что?
– Я сказала правду. Мне было очень сложно сделать это.
После её признания его внимание привлекли машины правоохранительных органов, и Одри заметила это.
– Грант, мне очень жаль. Это был самый сложный выбор в моей жизни. Правда.
В его глазах она прочла разочарование. Ожидаемого страха не было. Этот человек прошёл за свою жизнь столько испытаний, что очередная неприятность для него скорее всего становилась лишь небольшой трудностью. Порой казалось, что сложность для Гранта – это вызов. И он всегда был готов принять его.
