– Я позвоню тебе позже, – шепчет мне Эйден.
Прежде чем поцеловать меня в макушку и сесть в машину, он бросает на Мэйсона пристальный взгляд. Я стою и смотрю ему вслед, чувствуя себя такой же потрясенной, как и все остальные, но бесконечно более смущенной. Что это было? И почему он так смотрел на Мэйсона? Может быть, это ревность, первобытное мужское соперничество?
Мэйсон, теперь уже гораздо менее счастливый, вдруг заинтересовался землей. Боже, я надеюсь, что в следующий раз Эйден будет вести себя немного сдержаннее. Может, он еще себя в грудь стукнет и потащит меня на крышу здания?
– Чертовски вовремя! – придя в себя, кричит Ноа вслед Эйдену. – Клянусь, Мэйсон, Джулиан, Чейз и я чуть было не пали под действием сексуального напряжения!
Я смеюсь вместе со всеми, хотя мое лицо, наверное, красное, как помидор. Эйден оглядывается с улыбкой, прежде чем сесть в свою машину и завести мотор.
Пока на меня не хлынул град вопросов, я сбегаю по ступенькам и мчусь к пассажирской двери машины Мэйсона.
– Поехали уже!
Мы едва успели закрыть двери, как Шарлотта тут же поделилась своим восторгом.
– Итак… Неужели нам не расскажут, что только что произошло?! – восклицает она. Ее лицо светится, как у ребенка, которому только что сказали, что он может съесть на ужин целый шоколадный торт.
– Тили-тили тесто, – напевает Ноа, а Шарлота тут же подхватывает: – жених и невеста!
– Боже праведный, – бормочу я, желая, чтобы сиденье поглотило меня целиком.
– Это был первый поцелуй? – нажимает Шарлотта. – Я спрашиваю, потому что на первый поцелуй это не смахивало. Черт возьми, Амелия, если вы целовались до этого, а ты ничего не сказала, я буду очень зла!
Мэйсон сосредоточен на дороге, но я знаю его достаточно хорошо, чтобы понять: ему не по себе. Я бы хотела, чтобы нам не пришлось говорить об этом в присутствии ребят.
– Я расскажу позже, Шарлотта, – подчеркиваю я, надеясь, что она поймет и отступит.
Я люблю Шарлотту; она моя лучшая подруга и одна из самых умных людей, которых я знаю. Но если и есть слово, которое лучше всего ее описывает, то это слово «забывчивая».
Она болтает без умолка.
– Мне жизненно необходимо знать все! Я так за тебя счастлива! Боже, я не могу дождаться, когда Аннализа узнает! Она так удивится! Подожди, она, конечно, обрадуется, но потом она наверняка разозлится, потому что ты ей ничего не сказала! Как думаешь, она надерет тебе зад? Она может.
Руки Мэйсона сжимают руль так крепко, что костяшки пальцев уже побелели.
Я оборачиваюсь, смотрю на Шарлотту, сидящую сзади между Чейзом и Ноа.
– Я все вам обеим расскажу. Позже. – Я очень стараюсь сделать акцент на этом слове и утрированно перевожу взгляд с нее на Мэйсона и обратно.
Глаза Шарлотты, которая наконец-то поняла мой намек, расширяются. К сожалению, Чейз и Ноа не кивают вместе с ней.
– Но мы все равно хотим знать! – восклицает Чейз, и Ноа кивает в знак согласия.
Прежде чем я успеваю придумать ответ, Мэйсон включает радио с такой громкостью, что машина сотрясается. Да, думаю, на этом все разговоры закончатся.
После того как мы высадили ребят, Мэйсон убавил звук. Теперь, пока он ведет машину, мы сидим в неловком молчании.
– Как рука? – спрашивает он, глядя на мою лежащую на коленях правую руку.
Я бросаю угрюмый взгляд на свои пальцы.
– Да какая разница? Я все равно на нее злюсь.
– Что? Злишься на руку? – повторяет он.
– Да. Я пережила суперкрутой момент противостояния мужчине, но он навсегда омрачен тем, что я сломала руку.
Мэйсон смеется, разряжая обстановку.
– Не унывай. Ты еще не знаешь, сломана ли она.
Я поднимаю руку, демонстрируя средний палец, который распух и выглядит немного кривым.
Мэйсон смотрит на него, гримасничая.
– Да уж. Почему бы нам просто не думать о лучшем?
Я смеюсь.
– Боже, это так неловко. Все будут спрашивать: «Эй, как ты сломала руку?» А мне придется отвечать: «Ну, вообще-то я пыталась быть крутой и ударить негодяя. Но его лицо сломало мне руку!»
– Эй, – успокаивает Мэйсон, – если бы ты не сломала руку, ты бы не была Амелией Коллинз. Ты любишь интересное развитие событий. С тобой никогда не бывает скучно.
Формально я не совсем Амелия Коллинз, но я понимаю, что он имеет в виду. Моя жизнь – это дерьмовый сериал.
– Да, наверное. – Я вздыхаю. – Возможно, это карма. Я ударила парня, чей отец только что умер.
– Эйден тоже его ударил, но он не парится, – бормочет Мэйсон.
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, однако Мэйсон сосредоточился на дороге.
– Жаль, что Аннализа не видела, – я спешу поменять тему. – Она бы мной гордилась. Сколько раз она хотела ему врезать? Миллион? Она бы, наверное, первой на него набросилась.
– Да. И руку бы не сломала.
Я одариваю Мэйсона хмурым взглядом, а он в ответ смеется. Я вижу прежнего, обаятельного Мэйсона, чьи шоколадно-карие глаза загораются озорством.
– Прости, прости! – Он улыбается. – Слишком рано для шуток?
– Хотя бы подожди до тех пор, пока мы не выйдем от врача, – отвечаю я, ничуть не злясь.
– Договорились. – Мэйсон смеется.
В конце концов мы приезжаем в отделение неотложной помощи, поскольку уже почти полночь и остальные клиники закрыты. Пока мы сидим в приемном отделении на стульях, которые до ужаса похожи на те, что стоят в полицейском участке, мне дают пакет со льдом. Неужели во всех комнатах ожидания стоит эта отвратительная мебель? Их как будто покупают в одном магазине под названием «Дерьмовые стулья – это мы!». Что ж, здесь хотя бы гораздо тише, чем в полиции, и воздух не такой спертый. Но все равно тут пахнет дезинфицирующим средством.
– Твой отец – большой молодец. Спасибо ему за то, что он сделал для Эйдена и близнецов, – благодарю я Мэйсона, пока мы ожидаем.
– Да, папа замечательный. Я, конечно, не стану об этом трубить во избежание потери авторитета, но я бы хотел быть на него похожим.
– Он хорошо выглядит, так что ты уже на полпути, – шучу я.
– О, так ты находишь меня красивым?
Моя улыбка отражает его улыбку.
– Нет, ты не слушаешь. Я сказала, что твой отец хорошо выглядит.
Мэйсон издает удивленный смешок.
– А если серьезно, то все закончилось просто замечательно. Твой отец предложил ребятам стать их законным опекуном. Технически они теперь твои братья.
Мэйсон качает головой.
