Но пока у нас разные весовые категории, и это не единственная моя проблема.
Утро я начала с тренировки. Затянула оба окна шторой, вытащила из своей скромной сумки меч и начала разминку танца пламени.
Эту технику боя называли танцем за чарующую пластику движений, напоминающих трепет языков пламени на ветру. Слишком красиво, слишком элегантно — и обязательно к изучению для всех служителей моей покровительницы. Собственно, мне пришлось это выучить как последнее условие получения покрова феникса.
Моя исходная техника была некрасивой, резкой и простой, хотя подразумевала грамотное использование тел как комплекса рычагов. Скупые движение, максимальная эффективность, усиление всеми возможными способами. Эти движения стали частью меня, даже в новом теле они повлияли на пластику движений.
И эта пластика не подходила для аристократки.
Поэтому я снова обратилась к танцу пламени. Меня немного коробила излишняя размашистость движений, их плавность. Они были столь красивыми, что их использовали в ритуальных танцах. У мужчин просто слюнки текли, когда девушки в полупрозрачных одеяниях кружили по сцене, все объятые огнём. У женщин, когда танец исполняли мужчины, тоже начиналось повышенное слюноотделение.
Эта техника идеально сочеталась с огненной стихией, ведь танец пламени, с каким бы оружием он ни исполнялся, с самого начала рассчитывался на магов, которые будут управлять высокоуровневой магией огня. Последователи этого пути были слабы как воины в начале и невероятно сильны как маги потом. Мне пришлось сначала обучаться обычной физической защите тела и лишь потом интегрировать в эти движения огонь. Затем я изучила танец пламени и использовала его в комплексе с площадными и особо мощными заклинаниями.
Эта техника не подходила стихии молний и потому стала бесполезна для меня как мага, но сейчас, пока это тело ещё не закостенело в привычных для меня движениях, могла добавить чарующей грации, характерной для девушек, с детства изучавших танцы и правильные аристократические жесты.
Чем больше я двигалась, тем больше вспоминала свои тренировки в прошлой жизни: тогда казалось, я ломала тело, заставляя его выдавать настолько непривычные, практически противоположные заученным действия. Я ненавидела эти тренировки, это условие и всё вокруг. Но сейчас, пока мышцы ещё не закостенели, всё получалось легче. Эта убийственная завораживающая плавность ложилась на благодатную почву…
Места в комнате было маловато, поэтому сначала мне приходилось зорко следить, чтобы не задеть вещи или не споткнуться, но постепенно я смогла закрыть глаза и двигаться, не снося мебель.
Я почти чувствовала, как в груди разгоралось такое родное, горячее и неповторимое пламя…
— Лилиан! — донёсся с улицы мужской голос.
Танец пламени захватил меня, я кружилась по комнате, и меч стал лёгким, как пёрышко…
— Лилиан!
Огонь — он казался так близко.
— Лилиан дэрра-Рохейз! — рявкнули снаружи. — Выходи!
Замерев, я открыла глаза. Кончик меча почти касался трепыхавшейся от сквозняка шторы. Сердце торопливо стучало, мана циркулировала по разгорячённым каналам, даря чувство нереального могущества, хотя до него мне ещё далеко. Это юное тело было таким горячим и кипучим, что его эмоции — возмущение, гнев, раздражение — захлёстывали меня непривычно сильно, подавляя разум, пробуждая жажду немедленного порывисто действовать.
Словно я вновь стала девчонкой с яркой и незамутнённой палитрой чувств.
«Это определённо интересно», — со странными эмоциями я убрала меч в ножны, потому что сейчас не смогла бы продолжить тренировку из-за этого шума.
* * *
Хотя бытовало мнение, что женщины любопытнее и более склонны к сплетням, чем мужчины, этим утром толпа перед женским общежитием опровергала это утверждение. Около полусотни студентов и слушателей курсов мужского пола столпились возле ворот, а главный виновник шума с товарищами даже смогли пройти на два десятка метра вглубь женской территории, но дальше их путь застопорился ловушками, и теперь молодой граф Адольф дирра-Гиор, усилив голос магией, орал:
— Выходи! Выходи немедленно! Лилиан дэрра-Рохейз!
От испепелявшей его ярости он забыл о манерах, потерял терпение и уже покраснел. Из женского общежития выглядывали разные девушки, — почти все, — кроме так необходимой ему герцогини Лилиан.
Юноши вокруг перешёптывались и ждали развития событий, но в большинстве своём, если быть откровенными, хотели поглазеть на девушек, ведь вчера им не позволили мешать новичкам заселяться. И пусть девушки должны появиться на завтраке, соблазн узнать о них раньше других был велик.
Молодые люди были так увлечены зрелищем и очередной попыткой графа пройти дальше (прерванной вспыхнувшей огненной стеной, которая подпалила ему брови), что никто не заметил подошедшую сзади кудрявую девушку с мечом на поясе.
— Эта тварь! Как она смеет? — граф ругался, окончательно позабыв о манерах. — Бессовестная! Как у неё духу хватило высунуться?
Она встала в задних рядах и спросила низким, немного грубоватым благодаря магии голосом:
— Что у него за претензии к герцогине?
Студенты перед ней не заинтересовались этим намеренно непривлекательным голосом, но один сжалился (или захотел похвастаться своей осведомлённостью), поэтому, не оглядываясь, ответил:
— Отец графа погиб из-за экспериментов герцога дирра-Рохейза, семья Гиор объявила им кровную месть, король запретил мстить, но наследник Гиоров не может смириться с появлением наследницы Рохейзов здесь.
— Хм, — та самая наследница кивнула и, больше ничего не говоря, чтобы не привлечь ненужного внимания, развернулась и не слишком быстро, но и не слишком медленно, зашагала по направлению к сектору отдыха, где располагались таверны и академическая столовая.
С улыбкой наблюдавший за ней блондин с пронзительно синими глазами оттолкнулся от дерева, под которым прятал своё прекрасное лицо от тёплого утреннего солнышка, и быстро догнал Лилиан.
Граф продолжал кричать, чтобы она немедленно вышла к нему из общежития.
— Доброе утро, — поприветствовал её Арман-Лисар и подставил локоть, но Лилиан не взялась за него.
Она хмуро смотрела перед собой:
— Что ты можешь рассказать о графе? Какой курс? Уровень магии? Каковы его боевые навыки? Насколько обширны связи?
Её уверенная строгость, одухотворённо-серьёзное лицо в свете солнца… Сердце Армана-Лисара в очередной раз дрогнуло, он сбился с шага и несколько мгновений смотрел, как Лилиан идёт дальше, а затем догнал. В его сердце горело желание обнять её и пообещать защищать от всех проблем.
Только он не представлял, как она отреагирует на подобные нежности.
— Если хочешь, — осторожно произнёс Арман, — я могу со всем разобраться.
— Ты не знаешь ответов на мои вопросы? — Лилиан остро глянула на него, и пусть эти глаза были крупнее и в них не полыхал божественный огонь, их взгляд почти остановил его сердце.
