Он шел к нам из лесу, на ходу теряя ужасный облик. Рассвет еще прятался за вершинами гор, но жемчужно-серая муть уже струилась вслед за людоедом. Казалось, она смывает бахрому гниющей кожи, укорачивает безмерно длинные руки, стирает жуткий грим с лица. Когда Кёкутэй достиг крыльца, он был облачен в тело Кимифусы, каким я помнил отшельника.
Нами он не заинтересовался. По крыльцу подниматься тоже не стал – одним прыжком перемахнул перила веранды и скрылся в хижине. Я учуял отвратительную вонь: так пахло от тела и изо рта дзикининки.
Ран закашлялась.
Когда мы вслед за ним вошли в хижину, Кёкутэй сидел в углу – по счастью, не в том, где обосновался святой Иссэн – и дрожал мелкой дрожью. Он не произнес ни слова, не издал ни единого звука – трясся, будто его мучила лихорадка, а потом уснул.
– Что теперь делать? – спросил я.
– Не знаю, – откликнулся старый настоятель.
Два слова разбили в прах все мои надежды.
– Молиться? – предположил я. – Кимифуса хотел, чтобы вы молились за него.
– Молиться? – старик выглядел беспомощней ребенка. – Не уверен, Рэйден-сан, что моя молитва будет услышана. Я, самонадеянный глупец, считал, что после фуккацу Кёкутэй продолжит обычную жизнь, без превращения в дзикининки…
Я кивнул:
– Да, я тоже надеялся на это. Разбойник был наказан небесами. Разбойник умер, душа его сошла в ад. Почему же бедолага Кёкутэй обречен на страдания людоеда? Он ни в чем не провинился.
– Ни в чем, – подтвердила Ран. – В Макацу не было человека добрей.
Широно нашел плошку с остатками масла и фитилем. Чиркнул огнивом, выпустив на волю слабый язычок пламени. По стенам пошли гулять тени, усугубляя неприятное ощущение тесноты и беспомощности. Я словно сидел в темнице, под арестом, не в силах вырваться на свободу.
– Канцелярии, – вздохнул монах. – Рэйден-сан, все канцелярии одинаковы. На земле, на небе, в преисподней – никакой разницы. Это, конечно, всего лишь мое предположение…
– При чем здесь канцелярии?
Когда святой Иссэн заговорил, я живо представил себе все, о чем рассказывал старик. Вот небесная канцелярия – точь-в-точь кабинет секретаря Окады, только вместо Окады за столом расположился величественный небожитель в одеждах из узорчатого шелка и высокой чиновничьей шапке. Среди бумаг, которыми забиты шкафы и висячие стенные полки, стройными рядами уходящие в бесконечную даль, хранится и свиток судьбы разбойника Кимифусы. «За дерзкие прегрешения, – значится там, – решено обречь негодяя на участь мерзкого дзикининки…» Секретарь игнорирует этот свиток, он давным-давно забыл о нем, даже не думая идти разыскивать приговор, а уж тем более вносить какие-то изменения в давнюю историю. Зачем? На земле, как и предписано, продолжает жить дзикининки, пожиратель мертвечины, а сведения о том, что в про̀клятом теле ныне обитает другой, ни в чем не повинный дух, в небесную канцелярию не поступали.
Они поступили в адскую канцелярию.
Вот он, кабинет, в точности похожий на небесный. Разве что секретарь за столом – грозный демон в одеждах из парчи цвета дыма и крови. Шапка? Шапка такая же, как у небожителя. Перед демоном лежит докладная записка о фуккацу, имевшем место близ горной деревушки на Эдзоти. Записка посвящена Кимифусе, Кёкутэй в ней не упоминается, поскольку живые ад не интересуют. «После совершения гнусного убийства, – значится там, – дух убийцы Кимифусы сошел в преисподнюю, где и был согласно уложениям размещен в жарком аду. Местным служителям предписано тыкать в него раскаленным копьем, пока пламя не пойдет у грешника изо рта и ноздрей. Таким образом совершается очищение от грехов перед новым рождением, о котором будет объявлено позже…»
История наказания Кимифусы, его превращение в дзикининки – адскому секретарю об этом ничего не известно. Наказывали-то Кимифусу небеса, они не отчитываются в своих действиях перед обителью страданий. Пожалуй, все могло бы выясниться, подвергни демон допросу мятущийся дух Кимифусы. Но кто станет тратить время и силы на банальный случай провинциального фуккацу?
Убил? Пожалуйте в ад, мучьтесь на здоровье!
Что тут выяснять, допрашивать, слать запрос на небеса? Главное правило секретарей: не вороши бумаги, не поднимай лишней пыли! Что? Молитва настоятеля обители Вакаикуса? Это кто? Это где? А-а… В ад молитва не попадет, а на небеса в день приходит три с половиной мириада молитв. С каждой разбираться – никакой вечности не хватит.
Тут нужно что-то посильнее молитвы.
Что?!
– Не знаю, – повторил старый настоятель.
Оказывается, я задал вопрос вслух.
Снаружи взошло солнце. Я не видел его, в хижине не было окон, но все мое существо потянулось навстречу теплу и свету. Кажется, я заприметил выход из положения – такой же безумный, как и вся история о несчастном отшельнике и живом мертвеце.
– Собираемся, – приказал я тоном, какого от себя не ожидал. – Мы возвращаемся в Макацу. Или нет, сперва позавтракаем и отдохнем. Ему-то хорошо, – я мотнул головой в сторону спящего дзикининки, – он сыт. А я не знаю, когда нам доведется поесть в следующий раз.
И знаете что? Все подчинились без возражений, даже Ран.
___________________________________
[1] Онна-бугэйся – женщина-самурай, женщина-воин.
ГЛАВА ШЕСТАЯ: СИМ УДОСТОВЕРЯЕТСЯ!
1
Истинное величие
Когда мы добрались до Макацу, солнце – мутное пятно в ветхом тряпье туч – перевалило за полдень. В тот миг, когда мы миновали внешнюю ограду, над Тэнгу-Хираямой ударил гром. Облачная рвань истончилась, расползлась. Клочья быстро истаяли – и солнце явило себя жителям Эдзоти во всей сияющей красе.
Один день из семнадцати, помню.
Кажется, бог-громовик решил чуточку подыграть Торюмону Рэйдену. Я мысленно вознес благодарность своему небесному покровителю. А втайне подумал, что сейчас мне не помешал бы еще один покровитель, в аду. Может, он есть, просто я о нем ничего не знаю?
Я еще не говорил вам, что отправляясь из Акаямы, взял в дорогу подаренное мне праздничное кимоно с гербами службы? Предусмотрительность – мое второе имя! Если по правде, я хотел предстать в нем перед невестой при первом знакомстве. И что же? Я позорно забыл об этом благородном намерении! После встречи с людоедом-отшельником желание принарядиться начисто вылетело из головы. С другой стороны, все к лучшему – драка с Ран безнадежно испортила бы наряд, а новый, как объяснил господин Сэки, мне пришлось бы покупать за свой счет.
И все-таки не зря я вез парадную одежду! Вот, пригодилась.
Купаясь в золотых лучах, мы вступаем в деревню. Впереди Торюмон Рэйден, разодетый как на княжескую аудиенцию. Шелк блестит и переливается на солнце. Дознаватель ступает с твердой уверенностью. Он ни на кого не глядит. Брови грозно сведены на переносице, лицо – сама неотвратимость Закона.
