Все участники сходки принесли ценности, только бы откупиться от варваров. Католикос «достал из своих сокровищ то, что считал приличным преподнести им в дар, расспросил прибывшего к нему наставника царевича и узнал от него имена всех вельмож – князей и полководцев, нахараров и начальников племен, [находящихся] в их войске, в соответствии с их достоинством и рангом, чтобы узнать, кому какие преподнести подарки. И распределил подарки согласно их положению, надписал имена их и запечатал». Он лично повез выкуп, который Мовсес стыдливо именует «дарами». Нахарары, упомянутые в тексте, – это князья по-армянски. Так Мовсес именует всех вельмож, независимо армяне они или нет.
Бури-шад принял главу албанской Церкви приветливо. Мовсес с нескрываемой брезгливостью пишет о нравах кочевников: «И видели мы, как они сидели там [в шатре], поджав ноги под себя, как тяжело навьюченные верблюды. Перед каждым из них стоял таз, полный мяса нечистых животных, а рядом – миски с соленой водой, куда они макали [мясо] и ели. [Перед ним стояли также] серебряные, позолоченные чаши и сосуды чеканной работы, награбленные в [городе] Тбилиси. Были у них и кубки, изготовленные из рогов и большие, продолговатые [ковши] деревянные, которыми они хлебали свою похлебку. Теми же грязными, немытыми, с застывшим на них жиром, ковшами и сосудами они жадно набирали и вливали в раздутые, как бурдюки, ненасытные брюха свои чистое вино или молоко верблюжье и кобылье, причем одной посудой пользовались по два-три человека. Не было ни виночерпиев перед ними, ни слуг позади, даже у царевича [их не было], кроме стражи, вооруженной копьями и щитами, зорко и внимательно охраняющей его шатер тесным рядом» (Мовсес Каланкатуаци. История страны Алуанк. Кн. 2. Гл. 10). По этому поводу ученые умудрились выстроить совершенно дикую гипотезу. Академик Н. Марр заключил, что застывший жир – это… сало! Вследствие этого один армянский историк заключил, что в войсках тюркютов и хазар имелись отряды славян. Некомпетентность отдельных историков иногда вызывает изумление. Справедливости ради надо сказать, что грузино-русско-шотландский академик Марр был всё же низвергнут с пьедестала. Но как бережно русское ученое сообщество обошлось с гипотезой о сале и славянах в хазарском войске!
11. Переговоры
Албанцы между тем проследовали в тюркютский лагерь, который находился в районе Партава – столицы страны. Слово Мовсесу: «Когда ввели их [в шатер] мимо первой стражи ко второй, с подарками, которые наши несли на руках вслед за католикосом, вышли ему навстречу и приказали всем ступать медленно и трижды поклониться. Затем остановили всех у второго входа и, взяв подарки, одного лишь католикоса пропустили во внутренний шатер, где находился царевич. Войдя к нему, католикос пал ниц перед ним и преподнес ему подарки. Он раздал также подарки всем другим вельможам. Приняв из рук его [подарки], царевич был весьма рад, что видит его, прибывшего с многочисленной свитой, и приказал ему сесть рядом с собой там же, в шатре». Всё это напоминает позднейший этикет монголов.
Бури-шад, несмотря на пальцы, запачканные в бараньем жире, который почтенный профессор Марр принимал за свиное сало, оказал католикосу учтивый прием.
Служители Церкви в такие моменты бывают прелестны. Далее в повествовании Мовсеса мы сталкиваемся с откровенной христианской демагогией: «Улеглась ярость зверонравного князя и всех вельмож, и войска его, и стали они перед католикосом кротки, как овцы, как мужи богобоязненные к любимым братьям и ко всем согражданам и соседям. И величали католикоса наравне с царевичем своим». Перед нами словно репортаж с инаугурации российского президента, а не рассказ полуторатысячелетней давности о визите армянского попа к тюркютам. Они «величали католикоса наравне с царевичем своим»:
– Бог Шат и бог католикос.
Пришедших вместе с католикосом называли «любезный брат». Мовсес аккуратно записывает подобные источники, так как полагает, что его религию должны принять все. Этот взгляд недалекого человека приносит пользу нам – историкам будущего: помогает разобраться в расстановке сил того времени.
«Затем пригласили их сесть и пообедать с ними, – фиксирует Мовсес. – Опустив их на колени по обычаю своему, поставили перед ними посуды, полные скверного мяса. Но не захотели они есть, ибо были дни сорокадневного поста. Они [хазары] не стали заставлять их, а убрали мясо и принесли немного тонкого хлеба, испеченного на тапаке».
Сцена достойна сдержанного слезоточения. Оценим сентиментальную картину прозрения албанских христиан, которые идут на заклание.
«Возблагодарив Бога, они благословили [хлеб], отломили и съели… Закончив есть, они встали и [Бури-шад] приказал проводить католикоса и его людей с великими почестями в город, чтобы они хорошо отдохнули у себя дома. С тех пор он [католикос] все время находился вместе с ними в их стане и во время походов, и во время стоянок. И когда они привязались сердцем к нему, [католикосу Виро], тогда и он стал смело высказывать свои пожелания».
Армянский энтузиазм иссяк; албанцы в лице католикоса вещали, обратившись к кагану:
– Раз мы слуги твои, то я хочу говорить тебе о пользе твоей, господин мой. Чтобы не опустела страна наша, отправь своих мужей преданных во все места – в села и агараки, в крепости и аланы, чтобы жители нашей страны возвратились и трудились без страха, чтобы защищали [они] население от насилия войск твоих. И раз наша страна добровольно покорилась тебе и отцу твоему на служение, то и ты со своими вельможами склонись к просьбам моим и прикажи твоим войскам отпустить всех пленных – мужчин и женщин, девиц и отроков, которых они держат в шатрах своих, чтобы не отделились, не разлучились отцы от сыновей своих, матери от дочерей, чтобы не рассеялись они по стране, как вспугнутые охотниками нежные лани, что убегают от детенышей своих.
Бури-шад встретил албанцев приветливо. Ему требовалась покорность, он намеревался выстроить долговременные отношения с подданными, которые войдут в состав «вечного эля» тюркютов. Первым делом шад пригласил гостей пообедать, как велел обычай степняков. «Опустив их на колени по обычаю своему, поставили перед ними посуды, полные скверного мяса. Но не захотели они есть, ибо были дни сорокадневного поста. Они [хазары] не стали заставлять их, а убрали мясо и принесли немного тонкого хлеба».
– Зачем же ты медлил идти ко мне? – приговаривал Бури-шад, обратившись к католикосу. – Тогда бы не было нанесено стране твоей столь много бедствий. И вот теперь, когда ты прибыл ко мне, я разошлю повеления мои всем отрядам войск моих, чтобы они возвратились в лагерь и прекратили набеги на твою страну – всё войско мое будет покорно твоим устам. Клянусь тебе солнцем отца моего Джебу-хакана, что я непременно исполню все, что ты попросишь у меня. А ты накажи всем [жителям] страны твоей, чтобы все они возвратились по домам, к трудам и занятиям повседневным. Я нападу на страны, лежащие вокруг твоей, а всю добычу и награбленное привезу я в твою страну. За одно нашествие я возмещу тебе вдвойне множеством людей и скота, ибо получил отец мой во владение эти три страны – Алуанк, Лпинк и Чора навечно.
Алуанк – это Албания, Лпинк – север этой страны, Чор – Дербент. Католикос расшаркался перед шадом:
