Я все равно нервно закусываю губу, и сердце каждый раз замирает, стоит новой машине появиться на подъездной дорожке.
А если он приедет?
Отгоняю прочь пугающие мысли, но этот предательский тремор никак не отпускает. Бесит!
Очередная супружеская пара преклонных лет подходит к нам с намереньем поздороваться, и Игорь на секунду убирает руку с моей талии, чтобы поприветствовать гостя, а у меня все внутри обрывается, когда замечаю сквозь открытую швейцаром дверь блеснувший серебром бок знакомого спортивного автомобиля.
Черт!
— Ангелина, познакомься с Иваном Геннадьевичем, — Игорь едва уловимо хмурится, замечая мой ступор, и я тут же улыбаюсь натягивая на лицо фальшивые эмоции.
— Добрый вечер, рада, что вы пришли, — слегка нервно звучит, особенно потому что я замечаю, как открывается водительская дверь и перед глазами мелькает огромная фигура в черном фраке. — Игорь столько о вас рассказывал…
Не уверена, что моя ложь остается незамеченной, но мужчина явно рдеет от удовольствия, и Ольховский на глазах расцветает.
Нервная дрожь с каждой секундой усиливается, и я сжимаю руку на локте Игоря и шепотом заговариваю.
— Мне нужно в дамскую комнату…
Тот кивает в ответ, и я, в последний раз улыбнувшись пожилой паре, торопливо шагаю в сторону туалетов, краем глаза замечая, что Хасанов уже поднимается по ступеням.
Не сулящий ничего хорошего взгляд неспешно проходится по залу, и мне кажется, что Арман меня замечает.
Молясь, чтобы это было лишь плодом моей больной фантазии, ускоряю шаг и скрываюсь за высокой колонной, не слыша ничего из-за шума в ушах. Сердце долбит, явно собираясь проломить ребра, и его пульс отдается в виски и давит, давит…
Толкаю дверь туалета, слыша за спиной забористое ругательство и торопливо оборачиваюсь, пытаясь скорее захлопнуть ее, но в проеме появляется широкое плечо. Арман протискивается в тесное помещение и закрывает дверь за спиной, отрезая мне пути отступления и надежду на то, что выйду отсюда живой.
42
— Что ж ты не осталась встречать старого друга? — брезгливо морщится и оглядывает меня с ног до головы взором, после которого хочется отмыться. Или снять кожу. — Для него так вырядилась?
— Я заору.
— Расслабься, я не собираюсь тебя трахать, — издевательски склоняет голову глядя на меня сверху вниз. — Хотя стоило бы преподать тебе урок…
— Арман, отойди от меня, — отталкиваю в грудь, но проще толкнуть стены, которые кажется начинают смыкаться, потому что в присутствии Хасанова тесное помещение становится еще меньше. — Я серьезно, я заявлю в ментовку.
— Прекрасно, сообщи сразу, что подделала свидетельство о рождении нашего сына, чтобы мне не пришлось потом им перезванивать.
— Я не отдам его тебе! — вскидываю подбородок с вызовом глядя в черные, как ночь дьявола, глаза. Тьма в них сгущается и поглощает все мои жизненные силы, потому что я все явнее дрожу и борюсь с желанием отпрянуть и осесть на пол. — Сережа мой сын. Только мой! И никакие твои угрозы…
— Тссс… — зажимает мой рот и вжимает меня в стену, когда крошечное помещение заполняет стук в дверь.
— Ангелина, ты здесь? — голос Игоря звучит раздраженно, и я застываю, боясь что он застукает нас с Хасановым. Арман красноречиво вскидывает брови, и я моргаю, а он отнимает руку от моего лица, и я шепчу на выдохе.
— Да, — прочищаю горло, и голос звучит громче. — Небольшие проблемы, скоро приду.
— Я буду ждать тебя в зале, — повелительно отрезает и уходит, а я шумно выдыхаю, понимая что могло бы произойти, если бы Ольховский понял что я тут не одна.
— Что ты в нем нашла? — морщится, и не смотря на то что шаги Игоря удаляются, не отходит, продолжая жать меня к стене собой. — Такой весь прилизанный и лицемерный петушок…
— Не смей так о нем! — обрубаю, и в глазах напротив появляется нехороший блеск. Хасанов бесит своей наглостью, и я безбожно вру ему в глаза, потому что хочу уколоть хоть чем-то, выбив из колеи. — Он интеллигентный и умный, и если Ольховский не насилует баб, потому что хочет что-то кому-то доказать, это не значит что он петушок как ты выразился. Он просто стратег, и у него на первом месте карьера. Ему не нужно самоутверждаться прессуя слабых. И он… — осекаюсь, заметив как потемнел тяжелый взгляд черных глаз. Я не просто попадаю в цель, я разъебываю ее в клочья. Арман стискивает зубы, его ноздри раздуваются, а на скулах играют желваки, и он полным отвращения голосом цедит.
— Ну же договаривай… — затихает, а я сглатываю, и он продолжает. — Не запирается с бывшими женами в туалете, чтобы никто не мешал им угрожать, верно?
Выдыхаю, в горле пересыхает, и я сглатываю снова, но ком не проходит. Мои испуганные глаза не отрываются от сурового лица.
— Знаешь, вчера днем у меня была надежда, что мы сможем уладить этот вопрос как цивилизованные люди, — он говорит, а пульс в висках стучит все сильнее. — Ты дашь мне возможность увидеться с сыном, узнать его получше…
Он не кричит, но я все сильнее сжимаюсь именно от этого вкрадчивого тона серийного убийцы, который водит по коже жертвы ножом, играя с ее нервами.
— Я бы проводил с ним выходные, и возможно пару дней вечерами после работы, чтобы он мог узнать, каково это, когда у тебя есть отец, ну знаешь, я видимо становлюсь сентиментальным, — улыбается, но пустых тронутых оттиском ярости глаз это не касается. — Мы бы по-обоюдному разделили время и постарались не поубивать друг друга хотя бы ради сына. Я возможно сводил бы тебя на свидание пару раз…
Снова окидывает меня взглядом и мурашки очень некстати рассыпаются по коже.
— И ты согласилась бы провести вечер вместе, по-семейному, знаешь, как будто мы нормальные люди. Сходили бы ресторан, выпили вина, поговорили… И возможно тогда, ты бы поняла что я никакое не чудовище, и не собираюсь сжирать тебя целиком, — сглатывает и его кадык дергается. — Хотя клянусь, иногда хочется сделать именно это.
Корсет безумно жмет, и я пытаюсь сделать вдох, но он застревает в горле, когда Арман опускает взгляд на вздымающуюся грудь. Тьма его взгляда напитывается карамельной тягучестью, и его кадык снова дергается.
— А потом, после одного из наших нормальных свиданий, ты позволила бы зайти дальше. Опять же, как будто мы нормальные люди. Я бы трахнул тебя и подсадил бы на это, чтобы думала только обо мне каждую минуту своей жизни.
Замолкает, и я решаю, что он сказал что хотел, но Хасанов продолжает эту медленную пытку, не позволяя мне расслабиться.
— И когда ты поняла бы, что проводить вечера вместе как семья: мама папа и наш сын, тебе по кайфу, и по ночам по кайфу стонать подо мной, я бы сделал тебя своей и предложил за меня выйти, так как будто мы нормальные, Ангел.
Внутри все стягивается в тугой ком от неподдельной муки, мелькнувшей в голосе.
