Ты просто устала Ангелина. Иди и выспись. Завтра будет новый день, и проблемы сегодняшнего покажутся ерундой.
Разворачиваюсь и иду мимо душевой по узкому коридору к двери своей маленькой комнатки. В коридоре темно, и я натыкаюсь на чью-то обувь, прежде чем дохожу до нужного места. Ключ в замке поворачивается с трудом, но за день я уже привыкла к такому, поэтому чуть давлю на дверь, чтобы та поддалась.
— Давай помогу… — шепот сзади заставляет окаменеть. Поверх моей руки опускается большая ладонь, и ток прошибает от макушки до пят. Сердце замирает. — Не дергайся, без шума, ясно?
Арман успевает обхватить мою талию, прежде чем я делаю попытку сорваться с места, и оставив мою дрожащую с ключом руку просто висеть зажимает мой рот ладонью в аккурат предотвратив рвавшийся всхлип.
— Двое суток Ангелина. Ты наебала меня, мою охрану и всю гребаную систему. Не думал, что твои поиски затянутся так надолго, — продолжает медленно смаковать слова мне на ухо, хотя в его голосе чувствуется рокот ярости, которая отравила его плоть и скоро уничтожит и меня, поэтому отбрасываю попытки сбежать и спровоцировать взрыв и затихаю в его руках безвольно обмякая. — Ты помнишь, что я говорил тебе на приеме?
Наверно следует ответить, но страх парализовал, и я молчу, пока он не встряхивает меня как куклу, заставляя очнуться. Он нашел, а ведь я старалась не светиться, избегала камер на улицах и в магазинах, пряталась от полиции, и даже купила безразмерное шмотье, чтобы скрыть фигуру и волосы. И вместе с пониманием, что так и не удалось убежать, меня накрыла злость. Хасанов не человек, а монстр! Чудовище! Нашел жертву и вцепился мертвой хваткой не позволяя уйти.
— Ты сказал развлекаться! — выплевываю фразу как только его рука перестает зажимать рот. Слышу его ухмылку, и рука на талии крепче сжимается, добавляя в водоворот ощущений нотку боли. — Вот я и развлекаюсь.
— Ты всегда была такой сукой Ангелина?
— Что ты! До замужества я была паинькой… — голос сочится ядом, и я едва держусь, чтобы не развернуться и не залепить ему пощечину или что похлеще. Меня трясет, но уже не от страха, а от злости. — Ангелом…
Последний гвоздь в крышку гроба, и Арман встряхивает меня и отводит руку, без труда открывая дверь в комнату. Толкает меня и я проваливаюсь в темноту, слышу щелчок замка и кровь стынет, отступаю, пока не упираюсь в маленький диванчик, который разобрала, чтобы завалиться после душа. Только вот сейчас совсем некстати этот диван занимает почти всю комнату и не дает отбежать подальше от этого мудака.
Арман подшагивает в ту секунду, когда я выставляю руку перед собой. Толкаю его в грудь, но он отбрасывает кисть, будто я не вложила все силы, чтобы сделать ему больно, и сгребает меня, отрывая от земли. Секунда невесомости и я падаю на продавленный диван и вскрикиваю, когда глыба льда накрывает сверху, обжигающе горячими руками захватывая мои запястья.
— Я сказал тебе, что если ты выкинешь хоть один фокус, поедешь домой в багажнике, — рывком пластает футболку на мне и грудь начинает покалывать прохлада. — Сказал, ждать меня на гребаном месте, но ты проигнорила. И что предлагаешь сделать с тобой за это?
Выгибаюсь, дергаю руками, брыкаюсь ногами, но вес его огромного тела затрудняет движения.
— Пусти! Иначе я убью тебя, слышишь? — глупая фраза, но она срывается в порыве злости, и я готова откусить себе язык, когда услышав ее Арман застывает.
— Знаю, детка. Только две предыдущие попытки провалились, и не факт, что третья будет удачной.
51
Слова обжигают ледяной сталью, и холодок вдоль позвоночника заставляет поежиться. Воздуха в груди не хватает, потому что этот мудак давит своим весом мешая вдохнуть.
— Я еще не пыталась по-настоящему! — снова огрызаюсь, но ощущение такое, будто разговариваю со стеной. Он не обращает на мои попытки сопротивляться внимания, вместо этого расстегивает пуговицу на моих джинсах и ослабляет молнию, отчего ткань начинает сползать. Мгновенно прекращаю ерзать, боясь, что джинсы снимутся, и Арман этим воспользуется. Но он рывком поворачивает меня и я утыкаюсь лицом в подушку.
— Надеюсь твой дружок не будет возражать, если я попользую его подстилку.
Горячее дыхание с ноткой мяты и сигарет обдает щеку и я дергаюсь, слыша звук молнии его брюк.
— Тебе нравится насиловать да? — терять уже нечего и я срываюсь. — Любишь доминировать? Издеваться над слабыми?
Руки все еще стянуты им, и я не удивлюсь, если появятся еще синяки, но становится плевать, потому что я устала его бояться и прятаться из-за того, чего не делала.
— Это ты слабая, малышка? Ты? Два дня сука тебя искал! Два ебучих дня! Я тех типов, что лапали тебя у клуба нашел за четыре часа, а ты пряталась два дня!
Наверно, его слова должны были польстить, но я не ощутила ничего, кроме медленно сползающих с бедер джинсов.
— Я не буду тебя насиловать. Я буду трахать свою жену, которая уже неделю не исполняет супружеский долг, — ухмыляется мне в волосы и разжимает руку, выпуская мои запястья из плена. Но это ничтожное преимущество, потому что тяжесть его тела не сбросить, и не стряхнуть чары глубокого бархата его голоса. — А ты ведь сказала мне «да», помнишь?
Упираюсь ладонями в матрас, чтобы оттолкнуться и сбросить с себя Армана, но тот заводит руку вниз, скользя по моему голому животу, и внутри все обрывается, когда он касается меня там, нахально исследуя плоть. Инстинктивно отвожу бедра, но утыкаюсь в его пах, и стон срывается с губ. Стон безысходности, но мудак воспринимает на свой счет.
— Ты очень влажная. Значит, тебе нравится наша игра?
Дергаюсь, Арман ухмыляется, и тишину комнаты растворяет его гортанный смех, от которого мурашки разливаются по коже.
— Я не люблю насиловать и издеваться над слабыми, Лина. Но я хочу доминировать над тобой, потому что ты сучка, которую хочется покорить. И если я кажусь тебе монстром, знай, — вырисовывает круг на влажной плоти и моя спина выгибается. — Это ты делаешь меня таким…
Чувствую давление его члена, и одновременно со сводящими с ума ласками он проникает внутрь, удивительно бережно растягивая меня там. Рвано выдыхаю одновременно прикрывая глаза, и Арман стискивает зубы, рыча моё имя.
— Такая тугая и горячая… — медленно отводит бедра и снова погружается глубоко, без спешки впечатываясь внутрь. — Я бы носил тебя на руках, дарил подарки, сделал бы своей…
От его слов мурашки на коже перерастают в дрожь. Закусываю губу от наслаждения, и где-то в голове мелькает мысль, что я уже не сопротивляюсь, я толкаюсь бедрами навстречу его выпадам.
— Ты каждую ночь проводила бы в моей постели и забыла бы все слова, кроме одного… Но ты выбрала его, — голос каменеет, но движения лишь учащаются, становятся жестче, чаще, умопомрачительнее. — Зачем, Ангел? Как можно быть такой невинной и такой лживой сукой одновременно?
