— Точно, два сапога — пара, — фыркает, отворачиваясь от нас, очевидно пряча ту тоску, что я успел заметить на его лице.
— Ну папа! — бросает ему вдогонку Соня.
— Позже поговорим, — отсекает он.
Он скрывается из виду, а я кладу ладони на Сонины плечи:
— Твой отец слишком тебя любит, чтобы отказаться от лечения. Все будет хорошо.
— А еще он слишком печется о собственной гордости, — обиженно бормочет Соня.
Ставит свою обувь в обувницу. Будто на автопилоте то же самое проделывает и с ботинками отца, и… с моими туфлями, которые я едва снять успел.
— Эй, — одергиваю ее, когда она уже собирается уходить, — не делай больше так!
— Как? — непонимающе хлопает ресницами.
— Ты не прислуга, чтобы за всеми убирать, готовить на всю семью и…
— Может вы не в курсе, Роман Валерьевич, но так себя ведут обычные женщины. Если вам неприятно, что вы имели глупость водиться с девушкой уровня прислуги, то просто забудьте. А я свое место знаю!
Сказав это, она, — не в пример любой прислуге, — гордо задирает подбородок, и удаляется вглубь дома. Вот же глупая девчонка. Я ведь вовсе не то имел в виду. Однако ощущение, будто это не она свое место знает, а мне на мое указала.
Вхожу в коридор вслед за Соней, которая притормозила, очевидно, чтобы проверить на месте ли мобильник. Вижу, как она вытаскивает его из кармана, и на пол выпадает нечто белое и совершенно невесомое.
— Эй, злючка, ты что-то потеряла, — окликаю.
От звука моего голоса она привычно вздрагивает и не спешит оборачиваться, очевидно решив, что я обманул ее, в попытке задержать.
Подхожу ближе, и опускаюсь на корточки, поднимая на Соню взгляд:
— Не дуйся, Сонь. Я говорил лишь о том, что тебе не стоит перенапрягаться, в твоем положении. А ты как ванька-встанька, только и скачешь вокруг своей родни. Теперь уже неосознанно и меня под опеку начала брать. Сколько еще дней до родов? Не боишься из-за своей активности родить раньше времени?
— Не боюсь, — фыркает она, наконец оборачиваясь.
Вижу, как ее взгляд скользит к ногам, у которых так и лежит ее потеря, и серые глазки начинают округляться. Внимание переключается на меня, а затем Соня делает неловкую попытку быстро нагнуться и поднять предмет, который ее так напряг.
Ловлю ее, вынуждая выпрямиться:
— Вот я об этом, Сонь, — с укоризной говорю я. — Ну куда ты так наклоняешься. Что я, прокладок не видел…
Осекаюсь, наконец изучив взглядом выпавшую из Сониного кармана вещь. И не могу сдержать улыбку.
— Это не то, о чем ты подумал! — тут же решительно заявляет моя глупенькая девочка.
Удивительно, но каждый раз, когда она волнуется, непроизвольно переходит на «ты».
— А ты уже знаешь, о чем я подумал? — с усмешкой спрашиваю я, поднимая наконец белоснежный лоскут ткани с мраморного пола.
Выпрямляюсь в полный рост, нависая над Соней, и поднимая на уровень своего лица знакомый платок.
— Конечно знаю, сейчас надумаете, что я ваш платок с собой таскаю, п-потому… что… — запинаясь начинает Соня.
— Потому что ты тоже ко мне что-то испытываешь? — подталкиваю я, не в силах скрыть довольную ухмылку.
— Ничего подобного! — в ужасе принимается отпираться Соня.
— О, конечно нет. Мы ведь просто варианты накидываем, верно? — усмехаюсь я. — Например, это вовсе не мой платок, просто у тебя дома завалялся точно такой же?
Обнадеженная моей благородной подсказкой, Соня неуверенно кивает.
— И ничего, — продолжаю я, — что это платок от Армани.
Поджимаю губы, всем своим видом давая понять, что я вроде как не нарочно развеиваю мною же предложенное оправдание.
— Вполне возможно, что у тебя просто насморк был, прямо перед отъездом в Москву? — накидываю я новый вариант. — А остальные платки в стирку уже угодили, не оставляя тебе вариантов?
Соня снова неуверенно кивает, жалобно хмуря бровки. Но меня так просто не проймешь.
— Правда он кажется совсем чистым, — продолжаю я, пожимая плечами. — А у тебя ни малейшего намека на недавний насморк.
Уже не в силах сдержать улыбку, когда она обиженно надувает губки.
— Ладно, — сдаюсь я, не в силах ее и дальше мучить. — Сделаем вид, что я ничего не видел.
Вкладываю в ее ладонь свой платок, — тот самый, который я завязал на ее шее в день их с Геной свадьбы, — и заговорщически шепчу:
— В конце концов, я у тебя тоже кое-что украл, — с этими словами поворачиваюсь к двери, ведущей в мой кабинет, и уверенно распахиваю ее.
Бросаю взгляд на Соню, на лице которой застыло взволнованно-заинтересованное выражение.
— Ну ты идешь или нет?
36. ОН
Поглаживая животик, Соня неуверенно входит вслед за мной в кабинет. Щелкаю на двери замок, чтобы нас не побеспокоили, и направляюсь к стеллажу, что за моим рабочим столом.
Вот я и поймал ее. Коварный план сработал. Признаться, я рассчитывал именно на Сонино любопытство.
— З-зачем мы сюда пришли? — мнется у самого входа Соня, не решаясь следовать за мной.
— Тебе ведь интересно, что я у тебя украл? — напоминаю я, не в силах сдержать улыбку, как всегда бывает, когда я смотрю на нее.
— Мгм, — прикусывает губку, переминаясь с ноги на ногу.
Киваю на стеллаж, приглашая ее подойти ближе.
Вижу, что она хоть и сомневается, но все же подчиняется. Открываю дверцу шкафчика, пока Соня неторопливо обходит стол.
Я порой даже сейф могу себе позволить оставить не закрытым. Но только не эту дверцу. Ведь тут хранятся драгоценные воспоминания.
— О, наша фотка, — удивленно замечает Соня, поднимая с моего стола снимок. — Хранишь на столе фото семьи своей невесты? Это так мило.
Вроде хочет казаться равнодушной, но в ее словах так и сочится ревность. Ухмыляюсь, и не спешу разубеждать Соню в том, из-за кого конкретно это фото хранится на моем столе.
Она стоит ко мне спиной, поэтому не видит, что находится в открытом мною шкафчике. С преувеличенным интересом крутит в руках фоторамку, очевидно не желая встречаться со мной взглядом в соблазнительно тесном положении.
— Веришь в сказки, Сонь? — хриплю я, ловя кончик ее светлого хвоста, и пропуская его сквозь пальцы.
— М? — она вынуждена повернуться, чтобы освободить свои волосы.
— Ну знаешь там, Золушка, — усмехаюсь я. — Та, что оставила после их с принцем встречи только свою туфельку.
— Быть того не может… — она выглядывает из-за моего плеча, и тянется к открытой дверце. — Так ты… о моих туфлях…
