Становлюсь у нее за спиной, желая чувствовать ее тепло рядом. Упираю руки в стеллаж, преграждая Соне путь к побегу. А она точно захочет сбежать, после того, что я собираюсь сказать:
— И принцу хватило всего одной туфельки, чтобы заполучить Золушку, — усмехаюсь. — А у меня целая пара.
— Не говори глупости, Ром, — бормочет обиженно. — Зачем ты хранишь их? А что если Галка увидит? Что она подумает.
— Разве ты еще не поняла? Мне плевать, что подумает Галя…
Она вынуждает меня замолчать, решительно разворачиваясь ко мне лицом:
— Зачем ты их вообще забрал из леса? Все ведь кончилось, толком не успев начаться! Всего одна ночь, Рома! Забудь уже!
— Не могу, Сонь, — и взгляда оторвать от ее персиковых губ тоже не могу. — Как не пытался, не выходит. Я же с первого взгляда понял, что с тобой что-то не так.
— И что же? — раздраженно дергает плечами.
— Влюбился в тебя еще тогда! — невольно подаюсь вперед, вынуждая ее испуганно вжаться в деревянный стеллаж.
Спокойно, Рома. Вот пугать ее хочется меньше всего.
Выдыхаю, немного отстраняясь, и продолжаю куда более спокойно:
— Понял не сразу. Но уже сообразил, что не хочу тебя терять. Потому и просил остаться со мной. Помнишь же?
Вижу, как персиковый ротик приобретает форму «о», и потому перевожу взгляд в растерянные серые глаза.
— Ну чего теперь так смотришь? — касаюсь ее щеки костяшками пальцев. — Я ведь на полном серьезе предлагал. А ты не поверила?
Всхлипывает. Но слез не показывает.
— Я же тогда до последнего надеялся, что ты вернешься. Так и туфли твои нашел в лесу. Надеялся, что ты за ними пошла…
— Остановись, Ром… — просит умоляюще.
— Не могу, ясно! Я люблю тебя, Соня. И не планирую от тебя отказываться, чего бы мне это не стоило!
— Прошу тебя…
— Нет, теперь моя очередь просить! Там в ресторане ты заняла у меня минутку. Требую ее вернуть, — безапелляционно говорю я, опуская свою ладонь с раскрасневшейся щечки на хрупкую шею.
— Хочешь обнять… — начинает было она непонимающе.
Не позволяя ей договорить, тяну за шею и накрываю рот поцелуем. Выдыхаю со стоном, чувствуя ее инстинктивный отклик. Моя рука проскальзывает под ее рукой, и ложится на спину. Прижимаю Соню теснее, пока не опомнилась.
Будет упираться. Я даже не сомневаюсь. Сейчас ее чертова совесть отойдет от первого шока, и Соня начнет бунтовать.
Другой рукой зарываюсь в мягкие волосы, не оставляя ей никаких шансов отстраниться, пока я сам не позволю.
Помню, что планировал действовать осторожно, но дьявол, как тут можно удержаться, когда она так близко? Я так долго этого ждал. Аж со вчера, когда принял ее за галлюцинацию. А потому и не смог в полной мере насладиться нашим случайным поцелуем. Сейчас так просто не отпущу…
Отрываюсь от ее губ, прокладывая нетерпеливую дорожку из поцелуев по ее лицу. Впиваюсь губами в шею.
— Что ты творишь, Рома… — ну вот и начался бунт.
Да только он совсем какой-то вяленький. Едва заметный. Упирает свои слабые ручки в мои плечи. А голос и вовсе сродни шелесту ветра.
— Разве не понятно? — хриплю в промежутке между поцелуями. — Целую свою женщину.
— Ох, — стонет она, пытаясь усилить сопротивление. — Я ведь не твоя. Я чужая жена, Рома! А ты чужой жених.
Поддаюсь ее рукам, только для того, чтобы заглянуть ей в глаза.
— Я твой, Сонь. А ты — моя любимая, — провожу пальцем по ее влажным от поцелуя губам, и у меня все тело напрягается от ее рваного выдоха. — Даже если сейчас между нами все не так просто, рано или поздно ты все равно станешь моей. Полностью.
— Так нельзя, Ром, — хнычет она. — Ну пожалуйста, перестань меня мучить. Помоги мне сохранить дистанцию между нами.
— Не говори глупостей. Ни о какой дистанции и речи идти не может, — рычу я, и, чувствуя, что мое терпение подходит к концу, снова впиваюсь в ее губы поцелуем.
Дистанцию ей подавай! А сама так живо отвечает на мои прикосновения, что я уже сомневаюсь, что вообще смогу остановиться на невинных поцелуях.
37. ОН
Разворачиваюсь с Соней в руках, и усаживаю ее на стол. Она поддается так легко и естественно, что у меня и вовсе крышу начинает сносить. Я уже почти не помню, какие преграды мне мешали сделать это раньше. Целовать ее вот так. Жадно. Одержимо.
Сейчас только она. Ее пухлые губки, что отвечают на мой поцелуй. Тонкие пальчики, что зарываются в мои волосы, так по-хозяйски, будто она тоже только того и ждала. Ждала того, чтобы я запретил ей продолжать меня отталкивать.
«Моя! Моя!» — бешено пульсирует в сознании.
Нетерпеливо пытаюсь расстегнуть пуговки на ее воротнике. Чертовы мелкие пуговки, которые никак не хотят подчинятся моим неуклюжим пальцам, чтобы я наконец смог добраться до своей желанной.
— Сонечка, — хриплю я, спускаясь влажным поцелуем по ее шее. — Девочка моя…
Я слишком голодный. Слишком долго старался сдержаться, оттого кажется, что сейчас просто взорвусь!
Грубо дергаю края ее воротника, и слышу, как на мой деревянный стол осыпаются пуговицы. Соня выдыхает с нетерпеливым стоном, ласкающим мой слух. Добираюсь губами до ее острых ключиц. Скольжу ниже…
— Рома… — о боже, как мое имя из ее сладких губ звучит.
Чувствую, как ее пальчики в моих волосах напрягаются, будто норовя меня остановить.
Снова отталкивает. Только я на это больше не поведусь. Оттягиваю простенькую чашечку, и провожу языком по налитой плоти.
— Ох, — как-то жалобно выдыхает, и пытается ноги свести. — Погоди-погоди, Ром… — задыхаясь, выдавливает она. — У меня… это… живот в тонусе.
— Да у меня, признаться, от тебя все тело в тонусе, — отзываюсь хрипло, снова собираясь потянуться к ее шелковой коже. — Какая же ты сладкая…
— Только ты-то от этого не родишь, — стонет в мои волосы.
Сбавляю натиск, не желая ее слишком пугать. Поднимаю голову, собираясь снова впиться в призывно приоткрытый ротик. Притормаживаю, наслаждаясь тем, как раскраснелись ее щеки. Соня едва заметно подается мне навстречу.
У меня дыхание сбивается, когда я думаю, что это она так намекает на то, чтобы я ее поцеловал. Чувствую, как на ее шее под моими пальцами выступают крупные мурашки. Голову дурманит запах лимонной мяты…
Погоди-ка.
— В смысле «не родишь»? — недоуменно уставляюсь на нее. — А ты…
Отстраняюсь, в секунду приходя в себя. Оглядываю ее с головы до ног:
— Черт, так тебе плохо? — наклоняюсь, и накрываю животик ладонями. — Почему же сразу так и не сказала?! Он какой-то слишком твердый. Это нормально? Может скорую?
