Не успеваю понять, что он делает, автоматически обхватывая его пальцы, которыми Хан двигает по языку, разнося мой собственный вкус.
Так порочно и грязно. По-взрослому.
Кажется, Хан понимает мои мысли, кивая. Он сжигает меня тёмным взглядом, усмехнувшись:
— Это только начало, Ди…
И отступает.
Хан оставляет меня сидеть на туалетном столике, разгорячённую и влажную, теперь уже не только от душа.
Вода до сих пор стекает с мокрых волос, и я пытаюсь прийти в себя.
— Не опаздывай к ужину, Ди, — негромко советует Темирхан. — Ужин через полчаса. Тебе хватит времени, надеюсь?
— Я не хочу ужинать с твоей семьёй, — отзываюсь севшим голосом.
— Придётся.
— И как ты меня представишь им?
— Дочь моего друга. Что непонятного?
Смеюсь.
— И твоя жена проглотит эту ложь?
Темирхан качает головой:
— Не твои заботы.
— Хорошо. Я буду на ужине, — цежу сквозь зубы. — После ужина ты отправишься в мою спальню?
— Смотрю, тебе не терпится потрахаться. Семь ночей начнутся тогда, когда я этого захочу.
— А сейчас ты не хочешь? — киваю на твёрдый стояк, выпирающий через ткань его джинсов.
— Облизываешься на мой хер? Можешь потрудиться ротиком! Что касается твоего вопроса, то мне нужно семь ночей, Ди. Полноценный секс… Всё остальное не считается. Если решишь сделать мне минет, в счёт ночи это, кстати, тоже не будет засчитано, — ухмыляется широко-широко, видимо, грязно фантазируя на эту тему.
— Ни за что тебе отсасывать не стану! Да ты… совсем офонарел! Если так, то тогда… тогда не трогай меня!
Злости хватает на то, чтобы свести, наконец, ноги вместе и плотно сжать их в коленях.
— Чтобы до долговых ночей ты меня и пальцем не тронул! — ругаюсь, спрыгнув с туалетного столика и натягивая на тело простынь.
— А ты мне запрети! — предлагает Хан. — Ну или попытайся не течь. Сучка не захочет, кобель не вскочит…
— Да уж в этом папа был прав. Ты — тот ещё кобель.
— Чем больше и грязнее ты на меня ругаешься, тем глубже и слаще я буду трахать твой ротик, — угрожает Темирхан, но расслабленно и с довольной улыбкой, а глаза становятся горящими, как два тёмных факела.
— Ты говорил с Ковалем? — стараюсь переключиться на что-то понятное и реальное, а ещё отрезвляющее, потому что пол под ногами тает, когда Темирхан стоит рядом со мной.
— Говорил. Назначил встречу. Он упрям и очень зол. Придётся очень постараться, чтобы расхлебать проблему и не пустить по ветру бизнес твоего отца, — Хан ловит мой сожалеющий, виноватый взгляд и поясняет более мягким голосом. — Я не упрекаю тебя, просто перечисляю факты.
— Крови не будет? — спрашиваю, внезапно начиная переживать за жизнь мужчины, которого я втянула в опасные, криминальные разборки.
— Вряд ли получится обойтись без стычек. Этот бизнес не для девочек, Ди. Не знаю, каким местом думал Клим, оставляя всё это на твои плечи! — внезапно злится Хан, сжимая кулаки до хруста. Выходит из комнаты, снова повторяя. — Не опаздывай к ужину.
Глава 7
Темирхан
— А ты времени зря не теряешь! — доносится в спину.
Оборачиваюсь, снимая полотенце с мокрых волос, вешаю жгутом на плечи и вытираю вторым полотенцем тело под пристальным взглядом жены.
Люська жадно рассматривает меня, как голодная кошка перед миской со сметаной.
Я знаю, что у неё есть трахари, и не один. Меняет их. Но видимо, я для Люськи — до сих пор как джекпот для игромана.
Вот только может не облизываться на мой хер. Не встанет.
Я уже сбавил пыл, набросав от руки в душе.
Перед закрытыми глазами Ди стояла, как живая.
Как только я сдержался и не трахнул её в той спальне?
Ведь готова была и сама едва ли не насаживалась на мой стояк.
Красивая и сладкая. Но с ядовитым язычком.
Давай, говорит, быстрее бери. Свои грёбаные семь ночей.
А вот нихуа подобного, мадам. Не отпущу так быстро. Буду растягивать удовольствие.
Семь ночей.
Уже жалею, что сдуру ляпнул всего семь, а не девяносто девять или, как у той Шехерезады, не затребовал тысячу и одну ночь!
Ну, а что? Если смотреть чисто с точки зрения, во что мне может вылиться противостояние с Ковалем, Ди должна будет трудиться в постели сутками напролёт.
Семь ночей — мало.
Для меня самого — мало. Но я же болван, не умеющий торговаться чувствами и не ищущий в них выгоду.
Так что… придётся жить с тем, что есть.
— Что ты делаешь в моей спальне? — спрашиваю.
Отвернувшись к комоду, выуживаю трусы, натягивая. За спиной слышится шорох шагов. Люська прижимается ко мне сзади подкачанными буферами и опускает руку вниз, тянется к члену. Отбиваю её руку, спокойно одеваясь.
Я всегда к Люське относился как к однодневке, временной приживальщице. Фокус в том, что и временная партнёрша может залететь, а единственная стопроцентная гарантия того, что беременность не наступит, вообще не трахаться.
Ну да ладно, было и было… Живу уже с тем, что есть, и сожалеть не стоит.
Только не сожалеть не получается, когда Ди теперь рядом — желанная и красивая гордячка, бедовая девочка.
Ой, бедовая…
Такая приключения на свою аппетитную попку за два счёта найдёт. Если не бдить и не присматривать.
Место этой попки — у меня на ладони…
Опять в сторону сносит, кровь кипит.
— А что, я не могу зайти в спальню своему супругу? — спрашивает с вызовом.
— Кажется, мы это обсуждали. Уже не раз. Ничего с той поры не изменилось, Люся. Моему сыну нужна мать. И точка. Как женщина, ты меня не волнуешь. Ну, не смотри на меня так, уймись уже, голодная. Неужели трахарь плохо постарался?
— Какой ты всё-таки гад и… козёл, Хан! — выдаёт Люся.
Ну вот опять.
— Слушай, не еби мне мозг. Это бесполезно. Я с самого начала наши отношения обозначил, как временно удобные для нас обоих. Ты залетела, так бывает. От сына я не отказываюсь. Но своей женщиной, спутницей жизни я тебя не вижу. Повторяю в последний, сука, раз. Запомни.
Люська уже не та, что была раньше. Хорошо поработала над внешностью, приблизившись к стандартам красоты по меркам современности.
Но стандарты — это под копирку.
Глубже цепляет другое. То, что не укладывается в рамки привычного и выделяется, пусть даже крошечной родинкой за левым ушком, как у Ди.
