Тёмные провалы окон как пасти чудовища — почти везде, только на мансарде горит ярко-жёлтым и внизу, на кухне.
— Отвечай! Живо!
— В доме. Уже поздно. Перенесите визит на завтра.
Достаю телефон, пытаясь дозвониться до Дианы. Трубку не берёт. В голове коротит мгновенно: вдруг ей плохо стало?!
— Открывай! — требую.
— Не было приказа. Уходите. Или я применю оружие, — опускает руку на кобуру.
Качнув прутья ворот, отхожу в сторону. Но лишь для того, чтобы достать пистолет и сбить выстрелом замок на воротах.
Охранник, видимо, порох нюхавший только на учебке, замирает от шока. Потом, правда, очухивается и даже успевает подцепить пальцами рукоять пистолета.
Сбиваю его ударом в лицо и валю на землю, щёлкнув наручники за спиной.
— Отдохни немного, салага…
На полной скорости влетаю в дом, опрометью бросаюсь на кухню.
Пусто!
Пролетаю по остальным комнатам. Мебели в доме Клима почти не осталось.
Многое затянуто в полиэтилен, в некоторых комнатах сорваны обои. Голые стены, как будто ухмыляются мне в лицо.
Оббегаю все помещения. Остаётся только мансарда. Именно туда я несусь, перепрыгивая через ступеньку.
Дверь заперта.
— ДИАНА!
Тишина.
Нажав плечом, вышибаю дверь.
Обвожу взглядом комнату и сразу же слышу возмущённый крик Дианы, поспешно вскочившей со своего места и набросившей на мольберт кусок ткани.
— Живая! — выдыхаю облегчённо.
Бля, аж сердце чуть не лопнуло!
— Что ты себе позволяешь?! Какого фига ты мне снова двери выбиваешь, грубиянище?! — вытаскивает из ушей беспроводные наушники и швыряет их на подоконник.
Топает ножкой, смотря на меня капризно и смущённо.
А у меня улыбка до ушей.
До того Ди хорошенькая, в этом джинсовом комбинезоне и клетчатой рубахе, кончик носа замазан в синей краске.
— Ты снова рисуешь?!
— Сначала ответь, что здесь происходит! Как ты сюда проник? У меня охрана выставлена.
— Твою охрану я одним ударом снёс и отправил нюхать асфальт, — подхожу ближе к Диане.
— Нет! Стой! — машет воинственно кистью в мою сторону. — Мы так не договаривались! Стой, Хан!
— Останови! — замираю напротив и сгребаю в охапку, начиная целовать.
— Ох… — стонет в мои губы и почти не сопротивляется.
Ну, почти… Только острой стороной кисти ткнула в солнечное. Из вредности. Но сама губки подставляет и так проворно своим язычком у меня во рту работает, что я начинаю искать клёпки на её комбинезоне.
— Прекрати… — вырывается тяжело дыша. — У такого проникновения должны быть объяснения и причины. Ты сам на себя не похож.
— Объяснение у меня одно — я тебя люблю. Хочу быть с тобой, а ты от меня таишься. Ты можешь мне доверять, Ди. Скажи честно, у тебя проблемы со здоровьем?!
— Что-что?! С чего ты решил?! — удивляется.
— С того. Твоё счастье вопреки… прозвучало как-то обречённо, а я знаю про наследственную предрасположенность к раку и всё такое…
— О боже. Ты из-за этого ко мне прилетел?! А просто спросить нельзя было?!
— Я звонил! Ты не отвечаешь.
— У меня телефон севший и стоит на зарядке в спальне, — вздыхает Ди и обнимает крепко. — Люблю тебя, здоровяк. Со мной всё в порядке. Проблем со здоровьем у меня нет.
— Точно?! Откуда тебе известно?!
Хочется таять от того, как доверчиво и нежно обнимает меня Диана, но я беспокоюсь.
— Оттуда, Хан. Неужели ты думаешь, что папа меня не обследовал? Да он о моём здоровье трясся как сумасшедший и тоже боялся, заставлял меня каждые полгода обследования проходить. И перед смертью взял с меня обещание, что я не буду пропускать обследования и буду постоянно проверяться.
— Да? Когда последний раз?
— Меньше трёх месяцев назад. Перед смертью папы, — отвечает Ди. — Обследование в Мюнхене.
— Точно? — спрашиваю строгим тоном, но в душе радуюсь.
— Могу выписки показать, чтобы ты успокоился. Клянусь, что со мной всё в порядке.
И я ей верю. Не станет сейчас врать. Ди может коварно насмешничать и юлить, но в серьёзных вопросах она честна.
— Лучше покажи мне, как ты умеешь рисовать! Помнишь, ты хотела, чтобы я был твоей моделью… Я готов стать ею сейчас. В стиле ню!
Прохожу вглубь комнаты и, завалившись на диванчик, расстёгиваю ширинку на джинсах.
— Хан, прекрати! — просит Ди, но глаза разгораются от желания.
Ныряю рукой в трусы, поправляя окаменевший член.
— Это запрещённый приём, — сглатывает Диана, переминаясь с ноги на ногу. — И вообще, ты мне весь настрой на другую работу сбиваешь. Я и так в себе сейчас не уверена, потому что три года толком не рисовала, а тут ещё и ты…
— Настрой сбиваю?! А ремня тебе не выписать? — вытаскиваю из петелек кожаный ремень, хлестнув по ладони.
— Ой, всё. Хватит… Лучше я тебе работу покажу. Но скажу сразу, что я её не закончила.
— Показывай…
Диана смущённо сдёргивает ткань с мольберта и сначала закрывает его собой.
— Работа не закончена, предупреждаю, — и только потом отходит в сторону, нервно переплетая пальцы.
Я смотрю на мольберт и словно из лёгких дыхание выбивает одним ударом, расколовшим грудную клетку надвое.
Там я и Тим. На детской площадке… Вернее, на лавочке. Тим сидит у меня на руках и тянет за рожком мороженого, что у меня в руках.
— Я помню этот момент. Недавно. Откуда… Откуда ты это увидела?! Тебя же не было там… — мысли путаются.
— Была, только ты меня не видел. Я хотела приехать в гости и случайно наткнулась на тебя, гуляющего с Тимуром. Щёлкнула исподтишка и рисую портрет по фото. Но… Глупо вышло. Я уберу это… — мечется в сторону мольберта.
— Стой, — хватаю за руку и тяну на себя, усаживая на колени. — Мне нравится. Классная работа. Очень…
— Ты просто мне льстишь, и в рисовании не разбираешься.
Замечаю слезинки, скатившиеся из глаз Дианы, и подхватываю их пальцами.
— Ты плачешь? Я снова тебя расстроил?
— И да, и нет. Я поняла, что отказаться от тебя не смогу. Даже несмотря на чужого ребёнка. Но ты его любишь, и Тимур не виноват, что его мать — такая, да? Надеюсь, что он в Люську не пойдёт.
— Не пойдёт, будь уверена, — прижимаю крепче и целую.
— Но я готова принять Тимура только с одним условием.
