— Упрямство, очевидно, — не удержалась я от комментария.
— Опять-таки, отчасти. Если ты меня так хорошо читаешь, то может, мне и нет необходимости рассказывать?
— Нет уж! Продолжайте!
— Мои проблемы и правда, время от времени решали другие люди: отец, брат, даже друзья. Да только я этого никогда не просил. Я целенаправленно шёл туда, где меня поджидали разного рода трудности. И на кой черт, спрашивается, мне помогать? Но люди упрямы в своей вере в добро.
— Похоже, вы были тем ещё засранцем.
Он ухмыльнулся и поднёс кружку к губам:
— Ты снова права. Пока только в одном ошиблась.
— В чем же?
— Маменькин сынок — это не про меня, — он заметно посерьёзнел. — Не успел.
Его грустная усмешка заставила мое сердце сжаться. Зачем я только ляпнула…
— Простите.
— Ничего. Ее нет слишком давно. Я уже почти не помню ее лица.
— А фотографии? — зачем-то спросила я.
— Когда она умерла, отец в гневе сжёг все, что хоть сколько-нибудь о ней напоминало.
Я прикрыла ладонью рот, открывшийся от шока:
— Какой ужас. Неужели он не любил ее?
— Я тоже так посчитал. Вот и начал бунтовать. Даже вроде повзрослев, не мог остановиться. Может, и сейчас продолжаю. По инерции. Это просто привычка. Идти против желаний отца.
— Вы ведь больше не подросток, — упрекнула я препода, напрочь забывшись. — Я сделала такое предположение лишь сгоряча. Но если подумать, — а у вас было предостаточно на то времени, — очевидно, это была самая что ни на есть любовь. Видимо ему было настолько больно ее потерять…
— Теперь я тоже это понимаю. Но бунтующий, осознав свою ошибку, никогда в ней не признается.
— Но вы ведь только что признались, — я непонимающе нахмурилась.
Профессор задержал на мне долгий взгляд:
— Больше не хочу бунтовать. Но не получается. Все что я сейчас делаю, противоречит правилам.
Его медовые глаза глядели так проникновенно, словно за этими его словами крылось нечто куда более важное. Силясь понять, что я упускаю, я прикусила губу, и взгляд профессора тут же сполз к моему рту.
Ох, черт. Я затаила дыхание, в ожидании, когда этот странный момент закончится. А вернее в надежде, что он не закончится…
— Демон! — послышался оклик.
Я вздрогнула и повернулась на голос. Вот же блин!
— Кого я вижу? — Колян нетвердой походкой приближался к нашему столику. — Помнится, ты мне задолжала.
— Коль, иди. А то в этот раз точно придётся матушке твоей звонить, — пробормотала я.
— А ты мне не угрожай, — промычал Колян.
Моя попа вдруг оторвалась от кресла. Нарик прихватил меня за шарфик и подтянул к своему лицу.
— Может твой дружок расплатится?
— Может, — ответил за меня профессор.
— Константин Дм… — я было хотела попросить его не вмешиваться, как вдруг хватка руки, удерживающей мой шарф, ослабла.
В следующее мгновение, Коляна сразил один прямой удар в челюсть.
— Ну вот, меня уже называют твоим другом, — усмехнулся препод, разминая кулак.
— Вы зря это сделали, — прошептала я, заметив, как от бара отделилось несколько парней.
— О, повеселимся, — прошептал этот ненормальный.
Я словно к полу приросла. Однако сильная рука толкнула меня к двери. Я оказалась за спиной профессора.
— Ты чьих будешь? — проговорил один верзила.
Второй уже помогал Коляну подняться.
— Да вы, ребятки, меня вряд ли знаете, — усмехнулся Константин Дмитриевич. — Я привык к куда более интеллигентному окружению. Там подобных вам не водится.
— Ты хоть знаешь, с кем базаришь, интеллигент? — промычал один из дружков Коли.
— Разве это имеет значение? — профессор размял шею.
Он что же, собрался с ними драться? Да этих идиотов весь город знает! Они ему организуют отпуск с пропитанием на месяц-другой в больничку.
— В-вам лучше с ним не связываться! — дрожащим голосом выкрикнула я из-за спины препода. — Он Московский! Его батя важная шишка…
Не успела я договорить, как Константин Дмитриевич повернулся.
— Секунду, ребят, — бросил он верзилам.
Схватил меня за локоть и, вручив в руки куртку с вешалки, выставил за дверь.
Что ещё за… Какого… В голове крутилась масса эпитетов. И они приумножились, когда я обнаружила, что дверь в кофейню заперта изнутри. Да и куртка, в общем-то, не моя.
Вот блин! Они же его убьют!
Я оббежала здание в надежде найти какое-нибудь открытое окно, но все тщетно. Меня вдруг осенила умная мысль. Натянув чужую куртку, я бросилась вдоль по улице.
Похоже, его развеселила вся эта ситуация. Ну, пусть себе развлекается. Бунтарь хренов! Чего ж так руки дрожат? Ему ведь весело! Так чего я так распереживалась?
Оказавшись у полицейской будки, я принялась что есть мочи тарабанить в дверь.
— Там… там человека убивают, — запыхавшись, выдавила я.
Только сейчас я ощутила, что лицо уже мокрое от слез.
И откуда у него столько самоуверенности?! Индюк напыщенный! Я самолично проверила, что не всегда его самоуверенность чем-то подкреплена!
— Ну, вызывайте, — лениво протянул один из дежурных ППСников.
— Вызываю! Прям щас вот стою тут и вызываю! — заорала я на стража порядка.
— Успокойтесь, девушка, — вклинился другой. — Адрес говорите.
— Какой адрес?! Да, в «Черном коте»! За углом! Пока вы тут со своими бумажками возиться будете его там…
— Не гоните коней. Сейчас все оформим и пойдём к потерпевшему. Ваша фамилия…
— Я вас предупреждаю. Константин Дмитриевич ни какой-то там потерпевший, — прошипела я. — Его к нам из Москвы прислали! Проблем не оберетесь!
Ну, хоть на кого-то же подобная угроза должна была подействовать?
Похоже да. Полицейские тут же отложили свою писанину и вскочили со стульев:
— «Чёрный кот», говорите?
Пока я бежала обратно, в лицо нещадно летели крупные хлопья снега. Это и хорошо. Можно будет скрыть следы слез. Не хочу, чтобы он подумал, что я плакала из-за него.
Стражам порядка не составило труда открыть дверь с ноги. Я успела заметить, что профессора схватили двое. Похоже я ооочень вовремя. Появление полиции произвело вау-эффект на дерущихся. В центре кафе как по команде никого не оказалось.
ППСники тут же направились к бару, чтобы разобраться, что здесь произошло. А я было пошла за преподом, да только потеряла его из виду, когда толпа засуетилась, увидев полицию.
