Просто смотрю ей в глаза. Ее взгляд нервно мечется от меня к Ксюше и обратно.
— Лер.
Вынуждаю ее сосредоточить внимание на мне. Однако ее взгляд все же уползает из-под контроля. Чувствую его на своих губах и буквально забываю, что только что собирался сказать.
Будь я проклят, если то, что сейчас плещется в ее глазах — не желание.
— Сядь! — велю строго.
Она словно просыпается. Вздрагивает. Нервно закусывает губу. И наконец усаживается в машину.
Так, спокойно, Кость. Вдох-выдох…
Заглядываю на заднее сиденье и осторожно передаю Лере спящего ребёнка. Мы оказываемся так близко, что я чувствую ее рваное дыхание на своей щеке.
Уложив Ксюшу Лере на коленки, поворачиваю голову и утыкаюсь взглядом в хмурое серебро ее глаз. Внимание переключается на пухлые губы. Лера нервно облизывает нижнюю губу.
Я проглатываю вязкую слюну и заставляю себя поднять глаза.
— Я хочу. Сама. Поехать… — бормочет.
— Нет.
Захлопываю дверь. Иду на водительское сиденье, потирая лоб.
Что я творю? Собрался силой ее держать?!
Завожу машину и первым же делом смотрю в зеркало заднего вида. Будто удостовериться хочу, что она все ещё рядом. Что не сбежала. Что не привиделась.
Молчим всю дорогу. Я — потому что в голове каша. Не могу с мыслями собраться. Настоял на своём. Везу. Дальше-то что? Довезу ее сейчас домой. И? Даже слов не могу подобрать, чтобы разговор завязать.
Снова бросаю взгляд в зеркало. Глядит на меня с очевидным осуждением. Ухмыляюсь, вспомнив, как когда-то давно мы ехали после нашей первой ночи…
«Смотрите уже на дорогу, Константин Дмитриевич», — сказала она тогда, усмехаясь.
И я ее за руку взял. Тоже тогда в смятении был. Но почему-то безмолвно счастлив. А сейчас даже за руку взять не могу.
Зато чувствую ее взгляд на себе. Буквально мурашки по шее, от этого пронзительного взгляда.
Снова заглядываю в зеркало, убеждаясь в своих ощущениях. Смотрит. Моя девочка. Хочу, чтобы дорога до ее дома оказалась бесконечной…
Лера вдруг опускает голову. Вижу, как она щеки ладонями трёт.
Плачет?
— За этим перекрёстком направо, — тихо выдавливает.
Паркуюсь во дворе дома, на который указала Лера. Выхожу из машины.
Упёртая девчонка, не дожидаясь, пока я обойду машину, сама пытается выбраться, крепко сжимая в руках дочку.
Молча забираю ребёнка, не обращая внимания на протесты Леры. Топаю к подъезду.
— Открывай уже, — велю.
Она губы надула. Хмурится, но подчиняется.
Я должен разобраться. Иначе мне гарантированы бессонные ночи. А я за последние четыре года и так на пальцах могу пересчитать ночи полноценного сна.
В квартиру заходит и тут же руки протягивает. Ха. У меня заложник.
Протискиваюсь в дверь мимо Леры. Пятка об пятку стягиваю туфли и бесцеремонно иду в комнату.
Укладываю малышку в кроватку и присаживаюсь рядом. Расстёгиваю дутую жилетку. Снимаю с маленьких ножек кроссовки. Замечаю темное пятнышко на лодыжке. Ударилась? Черт, я всего день с ней провел. Как можно было не уследить?
Осторожно провожу пальцем по бледному пятнышку в форме капельки, едва видимому в полумраке комнаты. Фух. Нет, вроде не синяк.
Укрываю малышку одеялом, и сожалением осознаю, что причины оставаться закончились.
— Спасибо вам, — Лера мнётся в дверях комнаты.
— В качестве благодарности приму чай, — улыбаюсь я своей неожиданной находчивости.
— Так… поздно уже, — все ещё пытается отвертеться от меня.
— Да я не спешу.
— Константин Дмитриевич, — вздыхает она, явно намереваясь от меня избавиться.
Поднимаюсь на ноги и молча прохожу мимо Леры. Шагаю в кухню. По-хозяйски включаю чайник. Без труда нахожу кружки.
— Темно ведь, — говорю тихо, когда замечаю силуэт Леры в проходе. — Значит можно просто Костя.
Она вспыхивает. Даже в тусклом свете льющимся от кухонного гарнитура, различимо ее смущение.
— Как чувствуешь себя? — тут же перевожу тему, осознавая, что переходить на личные темы еще слишком рано.
— Нормально, — буркает в ответ, явно не желая поддерживать со мной беседу.
Что ж, ладно. Сам как-нибудь справлюсь.
— Доктор говорила, что тебе надо поесть, а ты проспала весь день, — задумчиво бормочу осматриваясь.
На разделочном столе пара противней с разного рода фигурками. Рассматриваю пристальней. Вот о какой работе мне Ксюша рассказывала? Та, которую кот портил, и переделывать приходилось. Красиво.
Невольно улыбаюсь, представляя Леру за работой. Как она старательно вылепливает эти миниатюрки. Наверно даже закусывая язык, когда необходима максимальная сосредоточенность. А потом, закончив очередную статуэтку, облегченно потягивается…
— Что вы делаете? — Лера воинственно складывает руки на груди, а голос дрожит. — Разве вам не пора домой?
Отвлекаясь от фигурок, выпрямляюсь в полный рост:
— Я вроде ясно дал понять, что намерен пить чай, — бесстрастно приподнимаю бровь.
Вижу, как в ее глазах собираются слёзы. Замираю у холодильника. А она губы кусает, явно набираясь сил, чтобы начать говорить:
— Остановись, Кость, — наконец выдавливает. — Давай просто сделаем вид, что не знаем друг друга. Уходи, пожалуйста!
Это больно. Мне-то — по понятным причинам. Я любил ее. Мечтал с ней семью построить. А она предала меня.
Но ей-то почему больно?
Это невооруженным глазом видно. Голос едва не срывается, в глазах слёзы, дрожащие пальцы нервно расчесывают локоть.
— Уйди, прошу, — шепчет с надрывом.
Видимо не выдерживая нарастающего между нами напряжения, Лера выходит из кухни. Я слышу, как щёлкает шпингалет в спальне.
Спряталась от меня.
Невольно начинаю чувствовать себя виноватым. Хотя сам не понимаю в чем.
Разве это не мне нож в спину воткнули? Точно. Так какого хера я сейчас делаю?! Пытаюсь расположить к себе предательницу? Где твоя гордость, Кость?
Лера права. Мне нужно уйти.
Прикрыв глаза, опираюсь подбородком на невысокий холодильник. Сейчас. Сейчас уйду. Только с силами соберусь.
Она больше не моя. Вернее… никогда и не была моей. Это лишь игра была. И я проиграл. Полюбил. Впервые. Безнадежно. Тогда как над моими чувствами просто насмехались.
Слышу хруст пластика и ослабляю хватку, на ручке холодильника. Распахиваю глаза с намерением немедленно уйти и, как и попросила Лера, сделать вид, что мы с ней незнакомы. Но замираю, как эта дурацкая полимерная глина в духовке…
