Друг, конечно, ее радости не разделяет. Бросает какую-то тупую отмазку о хреновом самочувствии и выходит.
Наконец, мы остаемся с Полиной одни.
Только я все еще не знаю, что должен ей сказать. И она замолкает. Так и стоим, замерев посреди комнаты. Не решаясь приблизиться, извлекаю из кармана конверт. Полчаса назад выудил всю свою заначку и, разделив ее напополам, одну часть решил оставить Полине. Она ведь зависит от Артура. Ей не помешает.
— Что это? — глядя на конверт, Птичка обхватывает себя руками.
Мне хочется подойти и сделать то же вместо нее — обнять ее. Только понимаю ведь, что если прикоснусь к ней, это пошатнет мою волю и размажет принятое решение. А этого я допустить не могу.
— Тут деньги. Я подумал, тебе они могут понадобиться. Ну, знаешь… Если возникнет проблема.
Полина краснеет. И тотчас заново становится белой, как полотно. У меня даже возникает опасение, что она свалится в обморок. Однако Птичка медленно вдыхает и вроде как берет себя в руки. Только взгляд от меня отводит.
— Ничего не надо. Оставь себе, — тихо говорит она. — Тебе… на новом месте… нужнее.
— Я обидел тебя? — спрашиваю, потому как меня почему-то сильно беспокоит то, что она прячет взгляд.
— Нет. Все нормально, — бормочет и дрожит.
— Мне жаль, что… — самого так трясет изнутри, не в состоянии нормально подбирать слова. — Ну, то, что так получилось ночью… Если бы я знал, что уеду, не стал бы… Долго ждал этого звонка. Уже думал, что пролетаю. И сейчас…
— Все нормально. Я понимаю, это твоя мечта, — быстро тараторит Полина. — Ты… Ты заслуживаешь этого, как никто другой. Правда, я понимаю. И рада за тебя.
— Спасибо, — бормочу и чувствую себя каким-то идиотом.
Птичка в ответ на эту тупейшую благодарность кивает.
— Прощай, — последнее, что говорит, и быстро отворачивается.
Я еще некоторое время стою, глядя ей в спину. По дрожащим плечам кажется, что она плачет. Но делает это беззвучно. И я вынуждаю себя игнорировать это. Убеждаю себя, что додумываю. Полина ведь сама сказала, что нормально все. И мне не стоит к ней лезть. Трогать ее… Не стоит, конечно.
Сердце с диким грохотом выбивает ребра. В руках странная слабость появляется. Я шагаю вперед ровно настолько, чтобы дотянуться и опустить на тумбочку конверт.
Выхожу из спальни, а по сути, будто бегу. Сердце продолжает громыхать в груди. Ничего другого не слышу и не вижу. Словно в бреду каком-то двигаюсь по коридору на выход и дальше. На ватных ногах поднимаюсь по лестнице на этаж выше.
Нормально вдохнуть получается только в своей квартире. Вдыхаю и застываю, отталкивая все мысли о том, чтобы вернуться и сказать ей что-то еще.
Что? Что я могу ей сказать?
Видеть ее не могу. Второй раз будет только хуже. Чувствую это. Понимаю.
И в ту секунду я собираю все свои силы, а их я, что бы Артур ни говорил, раскачал на совесть. Сгребаю всю волю и безжалостно вырываю из мыслей Полину Птенцову.
32
Птичка
— Что? — выдыхает Тихомиров и замирает с открытым ртом. Третий раз за эту неделю вижу у него настолько оторопелое выражение лица. — Может, я и дебил, но не настолько. Об аборте точно ни хрена не говорил, — рявкает и встает с кровати.
Сердито натягивая штаны, даже не смотрит на меня. А я сама не соображаю, что еще сказать. Когда он резко оборачивается ко мне, вздрагиваю и отшатываюсь.
— Ты же специально это сейчас говоришь, чтобы меня выставить конченым мудаком, а себя — жертвой поярче, — бросает в бешенстве. — Можешь прекращать, ладно? Не заберу я у тебя ребенка. Слово даю, — дожимает, не меняя интонаций. — Не в моих интересах делать сына несчастным. Я знаю, что такое безотцовщина. Знаю, что такое жизнь с отчимом. Без второй половины, думаю, примерно то же. Если не хуже. Я своему сыну такого не хочу. И ты, Полина, подумай, что делала и что продолжаешь делать. Потому что все это… хуета какая-то, — заканчивает он яростно.
— Куда ты идешь? — все, что у меня получается выдавить, когда Тихомиров направляется к двери.
Он оборачивается, но обратно ко мне не идет. Прожигая злым взглядом, берется за хромированную ручку.
— Мне нужно остыть, иначе… — замолкает, и я понимаю, что он сдерживает что-то очень и очень неприятное.
— Но тебе нужно отдыхать…
— Тебя только это волнует? — снова взрывается Тимур, а я даже не понимаю, за что он на меня так злится. Почему его так задевает каждое мое слово? И даже то, что я о нем беспокоюсь. — Не смогу я уснуть, — добавляет более спокойным тоном.
— Тогда можно я с тобой?
Хочу объясниться до конца. Я устала от постоянного накала между нами.
— Нет, нельзя, блядь, — грубо отрезает Тихомиров. Бурно переводит дыхание, полосует меня взглядом и только после этого снова берет под контроль эмоции. — Просто оставайся здесь, Полина.
Старая Полина, та самая Птичка, которая ему когда-то нравилась, непременно послушалась бы… Но сейчас, едва за Тихомировым закрывается дверь, я не в состоянии сидеть на месте. Заморачиваюсь лишь с тем, чтобы найти халат, и покидаю спальню вслед за ним.
Но отыскать самого Медведя оказывается не так просто. Обхожу весь дом и даже в зал заглядываю, но его нигде нет. На пляж ночью в одиночку спускаться страшно, но, судя по всему, он ушел именно туда.
Выхожу на террасу и притормаживаю на последних ступенях. Топчусь, поглядывая на свои комнатные тапочки. Затем все же скидываю их и ступаю на прохладный песок босиком.
Неуверенно бреду вдоль океана и старательно вглядываюсь в темноту. К счастью, достаточно быстро обнаруживаю Тимура. Он идет медленно. У меня есть возможность нагнать его, если побегу. Еще пару секунд колеблюсь… И бросаюсь за ним. Тихомиров останавливается и оборачивается раньше, чем я успеваю до него добраться. Удивленно приподнимает брови, а у меня в ту же секунду до боли сжимается сердце.
— Ты дал мне деньги и сказал, что они на случай, если возникнет проблема, — задушенно говорю я, едва только торможу в метре от него.
Вообще-то кричу, и не столько, чтобы перекричать шум волн… Потому что переживания разрывают меня с той же силой, что и четыре года назад.
— Но я не имел в виду аборт, — выкрикивает в ответ Тимур, и сейчас в его голосе нет злости.
Это другие эмоции. Их так много в его глазах… Он очень расстроен. Впервые понимаю, что ему больно так же, как и мне. Ему больно… Господи… Не должна, но тут же хочу унять эту муку. Стереть и закрыть собой. Забрать все, что можно.
Но если я обниму его, разговор снова не будет закончен.
— Я чувствовал себя хреново, — признается неожиданно Тимур. — Из-за того, что мы переспали, и я сразу же уезжаю, — поясняет и замолкает. Долго смотрит мне в глаза, я дышу с трудом. Громко и натужно. — И из-за того, что оставляю тебя. Мне тоже было трудно это сделать, — едва эти слова слетают с его губ, у меня из глаз выкатываются слезы. Те, которые я четыре года назад так и не позволила ему увидеть. А сейчас стою и не пытаюсь спрятать. — Я отдал тебе половину того, что у меня было, с мыслями, что тебе нужнее. Знал, что ты от Артура финансово зависишь. После того, как мы были вместе. Пусть и одну ночь. Я посчитал, что вправе тебе помочь. Но я… Даже мысли не допускал тогда, что ты забеременеешь.
