Меня учили не сожаления и предположения разгребать, а работать с последствиями. Это я и пытаюсь делать. Какой бы шокирующей не была ситуация, алгоритм решения всегда один.
— Миша… — тихо окликает Полина. Когда я оборачиваюсь, застывает посреди комнаты. — Ты сказал, что утром у нас будет серьезный разговор. Давай сейчас, а то я не усну. Что ты хотел мне сказать?
— После того, что произошло, уже неважно, — замечаю я и подаю ей одежду.
— Неважно?
— Именно. Неактуально.
— Ну, ты все равно скажи…
— Полина, — останавливаю ее. — Одевайся и ложись в постель.
Честно говоря, предполагаю, что она продолжит упорствовать. Но Полина, в который раз за сегодняшний вечер, удивляет. Забрав сорочку и белье, принимается одеваться.
Уже в постели, когда я выключаю свет, сама ко мне под бок устраивается. Осторожно, выказывая неуверенность и какой-то страх. Когда обнимаю, расслабляется.
— Знаешь, что меня больше всего поразило? — шепчет едва слышно.
— Что? — отзываюсь, не открывая глаз.
— То, что ты во мне поместился.
Освежает это признание, как ведро ледяной воды. По коже озноб несется. Но сразу за ним тело бросает в жар.
— Ничего поразительного в этом нет. Женское тело создано приспосабливаться.
На мое пояснение Полина фыркает. Порывается встать, но я не позволяю.
— Что опять не так? Говори, — требую, прижимая обратно к груди.
— Ты так сказал, Миш, будто не только секс имеешь в виду. Знаешь же, как меня бесит твоя уверенность, что женщина во всем подстраивается под мужчину. Зачем там говоришь? И… Все разрушаешь! Всю магию!
— В данном случае я имел в виду только секс. Хотя, следует признать, это действительно затрагивает многие факторы.
— Вовсе нет!
— Да.
— Нет… Знаешь… Я с тобой не смогу! Не могу! — толкается, чтобы отстраниться. — Пусти!
— Договаривай. Потом отпущу, — спокойно ставлю в известность. — Ты же зачем-то начала этот разговор.
— Ты невыносимый, — пыхтит Аравина. Но быстро понимает, что иного выхода нет, и сдается. — Я лишь хотела сказать, что сначала мне показалось, что ты меня разорвал на части.
— А потом?
— Потом… Все как-то быстро прошло. И стало… Хорошо.
— Хорошо, — повторяю я.
Блокирую воспоминания, но кровь упорно движется в сторону паха.
Мать вашу…
— У тебя большой, — добивает тем временем Полина.
Сама стесняется, но выдает. Чувствую же, как, несмотря на темноту, прячет лицо у меня на плече.
— Есть с кем сравнивать? — спрашиваю грубее, чем должен. В груди образуется натуральный пожар. Раскидывает искрами по всему телу. Но жарче всего пылает именно в центре за ребрами.
— Я несколько раз смотрела… Смотрела фильмы для взрослых, — дыхание принцессы переходит на такой высокий и частый такт, что у меня мелькает опасение об ее отключке. — Понимаешь, о чем я?
— Понимаю, — отзываюсь ровным тоном.
Но на самом деле внутри все так и долбит, когда представляю ее за этим занятием. Если смотрела, значит, прикасалась к себе. Если прикасалась, значит…
— Миша, ты меня ревнуешь?
— Нет.
— Как нет? Если сейчас ты так отреагировал…
— Это не ревность, — заверяю я.
— Что же тогда? — не унимается Полина.
Тяжело вздыхаю, не озадачиваясь, как она идентифицирует этот звук. Пытаюсь собраться и дать прямой ответ.
— Считаю, что у женщины должен быть один мужчина. Это правильно.
Эта информация принцессу, очевидно, пригружает. Долго молчит.
— Мне тоже так кажется, — заключает по итогу. И меня отпускает напряжение, которое, оказывается, сковывало, пока я ждал ее реакции. Неожиданно. — Я люблю только тебя, Миша. И всегда буду только с тобой, — шепчет, вдавливая губы в кожу и обдавая горячим дыханием.
И я снова оказываюсь неготовым. Мало того, что не знаю, как реагировать. Так еще внутри что-то такое разворачивается, что тело сокрушает. Сметает контроль. И туманит мозг.
— Отлично, — выдыхаю и, подминая Полину, вдавливаю ее в матрас.
— Миша-Миша…
— Если будет больно, скажи, — предупреждаю, прежде чем окончательно отключить голову.
— Ладно…
После этого никаких остановок больше не делаю. Полина не просит, а я руководствуюсь голыми инстинктами.
17
Непобедимый
Утром, когда отвожу Полину, Егора Саныча дома не застаю. Стася Романовна сообщает, что вернется он не скоро, поэтому неприятный разговор приходится отложить.
— А зачем тебе папа? Что-то важное?
У Полинки настроение хорошее. Всю дорогу мне улыбалась.
«Пусть так и будет», — загадываю я и улыбаюсь в ответ.
Хочу ее обнять, но она как-то быстрее соображает и прижимается сама.
— Миша! Ты не ответил!
— Ничего важного.
Естественно, принцессу посвящать в условия договора я не собираюсь. Сами разберемся.
— Тебе пора? — догадывается, когда на часы смотрю.
— Да. Отец уже ждет в зале.
— Ну, езжай, — вздыхает Полина. — Я позавтракаю. Переоденусь. И тоже появлюсь… Наверное.
— Так появишься, или наверное?
— Будешь скучать? — улыбается так, что слепит.
Яркая. Горячая. Красивая.
— Хотел бы увидеть, — прямо отвечаю я.
— Я приду, — шепчет с придыханием.
И вроде ничего особенного. Женщинам свойственно что-то подобное. Но только из-за принцессы Аравиной у меня разбегаются мурашки.
Красок прощанию тоже она добавляет. Обволакивает своим теплом, целует и разжигает в груди какое-то нетерпение. Уходить не хочу. Думаю о том, как скоро увижу.
Только в зале получается собраться. Отключается вся эта чувствительная хрень. В работу вступает многолетняя выправка. Все действия ей подчиняются.
Пока не появляется Егор Саныч. Первым делом сбиваются мысли. За ними — дыхание и концентрация.
— Миша! Куда ты валишь? — окликает отец, когда слетаю с ритма и развиваю неоправданную для спарринга скорость. — Стоп! Перерыв, — приказывает мне вернуться в свой угол. Иду только потому, что привык прислушиваться к его словам. — Попей и приведи в порядок дыхание.
Сам знаю все алгоритмы. Но сегодня они не срабатывают. Еще и давление подтягивается. Чувствую, как кровь закипает. Бросает в жар.
