— Со мной, — прилетает в ответ.
И я успокаиваюсь. Снова на маму смотрю.
— Я как представлю себе этот момент истины, сердце разрывается. Кажется, ничего хуже мне в жизни делать еще не приходилось.
— Полина, — вздыхает мама. — Чем больше ты тянешь, тем тяжелее будет. Подумай сама, милая.
— Понимаю, — сначала киваю, а потом в каком-то слепом отрицании зажмуриваюсь и мотаю головой. — Боже, мам… Я боюсь даже встречи с ним. Не то что признания!
— Полина, — протягивает мама внушительно. Знаю этот тон — пытается достучаться. — Родная, тебе в любом случае придется это пережить. Решайся скорее. Егору нужен отец.
После этой фразы слезы заливают мое лицо.
— Я виновата, — шепчу отрывисто. — Осознаю это в полной мере… Просто… Очень тяжело, мам…
Она меня обнимает.
— А легко уже не будет, Полин, — гладит по голове и спине, как в детстве. — Ты лучше представь… Не дай Бог, он от посторонних узнает, что тогда?
Содрогаюсь и задыхаюсь.
— Нет-нет… Это вообще конец света начнется!
— Ну вот, — подытоживает мама. — Решайся, Полина. Знаешь же, что мы с папой тебя всегда поддержим?
— Знаю, конечно. Вы мне уже… — голос срывается. — Очень сильно помогли. Без вас я бы не справилась.
— Справилась бы, конечно, — по-доброму посмеивается мама. — Ты с Егоркой месяцами одна, и порядок. Еще и учиться успеваешь.
— Я очень стараюсь, — единственный ответ, который у меня есть.
— Да. И ты молодец.
— Спасибо, мам. Огромное!
Дни, когда родители прилетают в гости, всегда очень насыщенные. За общей суетой этот разговор отходит на второй план. Я обещаю себе обдумать все, когда мама с папой уедут. А пока наслаждаюсь их обществом и, наконец-то, высыпаюсь.
— Выше, деда! Еще выше!
— Тихо вы! Полина еще спит. Егор, ну ты хоть будь серьезней…
— Ты к кому сейчас, Сладкая? Ко мне или к внуку?
На этом прозвище я, как обычно, ежусь. Это их личное, конечно. Но звучит немного странно.
— К тебе, чемпион! И ты это прекрасно знаешь.
— Я — чемпион! Ба, смотри! Я — чемпион!
— О, ты настоящий чемпион, да, — голос мамы становится чересчур ласковым. — Нет сомнений!
— Крепкий парень растет, — поддерживает папа.
— Гены же, — замечает мама чуть тише. — Как могло быть иначе? Богатырь наш!
Я открываю глаза и сажусь. Растирая лицо ладонями, шумно вздыхаю. Даю себе буквально минуту. А потом подхватываюсь, привожу себя в порядок, одеваюсь и иду в гостиную.
— Всем доброе утро! — бросаю с порога.
— Доброе утро, принцесса, — отвечает папа.
Даже тот факт, что он нянчит сейчас моего сына, ничего не меняет. Какая я теперь принцесса? Мать-одиночка не может носить такой статус. Но для папы, видимо, это так же, как и Сладкая, неизменно.
— Разбудили все-таки? — морщится мама.
— Нет, все нормально. Я просто отвыкла долго спать.
Егорка соскакивает с папиных рук и несется ко мне. Подхватываю его уже на автомате. Выпрямляясь, в глаза смотрю.
— Ты счастливый? — очень часто спрашиваю.
Может, он не до конца понимает, что это значит, хоть я и не раз рассказывала, как это ощущается, но мне хочется, чтобы сын с ранних лет знал: мне важно, что он чувствует.
— Счастливый!
— Пузырьки лопаются? — смеюсь, поглаживая его по груди.
— Лопаются!
— Бомба!
Едва я выдаю это заключение, мама с папой переглядываются. Конечно же, они помнят, кому оно принадлежит.
Сглатываю, чтобы протолкнуть образовавшийся в горле ком. Медленно и планомерно вдыхаю.
— Сейчас позавтракаем и на площадку пойдем, да, сынок? — хорошо, что всегда есть на кого отвлечься. — Хочешь?
— Да, — кивает малыш.
— А вы что планируете? — интересуюсь у родителей, когда садимся за стол. — К Саульским?
— Да, надо заехать, — кивает папа.
— Но мы ненадолго, — уточняет мама. — Хочешь, Егорку с собой возьмем? А ты отдохнешь.
— Ну, нет, — выдыхаю я. — Зачем? У нас тоже планы. Правда, сын?
— Правда.
— Только надо съесть всю кашу, помнишь?
— Я ем!
С аппетитом у Егора, и правда, проблемы крайне редко возникают. Разве только отвлечется. А так всегда охотно за стол садится и, как правило, всю порцию поглощает.
— С Мишей не решила? — поднимает тяжелую тему папа.
Знаю, что не сговариваются. Но как будто по очереди меня донимают.
— Пока нет.
— Куда тянешь, Полина?
— Пап, — откликаюсь, играя интонациями.
Вкупе со взглядом должен понять, что не желаю это обсуждать. И он понимает, но, кажется, отступать не намерен.
— Папа скоро приедет, — сообщает неожиданно Егорка. Я вздрагиваю и резко перевожу на него взгляд. Вот так, кажется, что не слушает нас и не все понимает, а нет-нет и выдаст. — Мой папа, — акцентирует, не переставая ковыряться ложкой в каше. — Прилетит. Скоро!
— Да, сынок, скоро, — быстро бормочу и отворачиваюсь.
— Сейчас жалею, что позволил тебе тогда уехать, — хмуро заключает папа. — Если бы знал, что ты свое слово не сдержишь, не стал бы поддерживать.
— Не стал бы меня поддерживать? — не могу скрыть изумления.
— Не тебя, Полина. А эту ложь. Сама ведь прекрасно понимаешь, что натворила.
— Понимаю, — соглашаюсь немного взвинченно. — Но я все исправлю. Обещаю, — говорю это и такой отчаянной лгуньей себя чувствую. Сколько они это уже слушают? Не сосчитать! — А сейчас… Давайте просто есть.
Папа мою просьбу, конечно же, принимает. На какое-то время повисает тишина, но достаточно быстро находятся другие безопасные темы для разговора, и напряжение спадает.
Сразу после завтрака родители уезжают, а мы с сыном направляемся к детской площадке.
— Егор, не спеши, — то и дело окликаю малыша. — Осторожно, пожалуйста.
— Смотри, мамочка! — выкрикивает в свою очередь сын, взобравшись на очередную горку. — Смотри! Смотри!
— Смотрю, чемпион, — смеюсь я. — Ты молодец!
Обычное утро самого обычного дня. Ничего из ряда вон не происходит. Пока я не ощущаю чье-то пристальное внимание. Кожу странная дрожь обжигает… Я просто забыла, как это бывает. Поэтому сходу задыхаюсь и прихожу в состояние повышенной тревожности.
Подхватываю Егора и прижимаю к груди, прежде чем удается определить источник опасности. Задерживаю сбившееся дыхание и осторожно оборачиваюсь.
