После ухода Глеба я прибираю посуду, переодеваюсь в удобные мягкие брюки серого цвета, белую футболку и черную толстовку. Комплектом идут удобные кеды моего размера, рядом с ними я нахожу розовые носки с детским рисунком.
— Глеб! Не мог не пошутить! — улыбаюсь так сильно, что щеки грозятся треснуть.
Переодевшись, навожу порядок в комнате. Кровь на пиджаке уже стала заскорузлой. Скорее всего, Глеб избавится от вещей, может быть, сожжет. Я встряхиваю пиджак.
Из кармана на пол выпадет телефон.
Простой «кирпич», допотопного периода. Он выключен. Я нажимаю на кнопку «включить» и почти сразу же тишину прорезает звук мерной вибрации.
Я даже не подозревала, что такие телефоны еще функционируют.
Но что я еще не подозревала, так этого того, что Глебу будет звонить… его жена!
На дисплее высветилось: «Рыжая ведьма».
Очень по-Бекетовски, раздать всем прозвища! Вот только Глеб и меня наградил прозвищем.
Я знаю, что вообще не должна была лезть в его пиджак, доставать телефон.
Знаю, что доверие — это важнее всего.
Знаю, что тайком отвечать на чужие телефонные звонки нехорошо.
Знаю, знаю, миллион раз знаю обо всем, но коварный и ревнивый демон внутри меня взбесился за считанные секунды, снова втопил в пол педаль газа и заставляет творить первосортную чушь.
Возможно, разочарую Глеба тем, что лазила без спроса…
Через минут я горько пожалею о том, что решила ответить.
Но сейчас я принимаю звонок и подношу телефон к уху.
— Глеб? Глеб, черт побери. До тебя так сложно дозвониться.
У законной супруги Бекетова мелодичный, звонкий и сильный голос.
Со всей злости впиваюсь ногтями в ладонь.
В прошлом у меня не было возможности позвонить Глебу. Ни при первом расставании, ни даже когда я жила в доме его отца. Бекетов просто не посчитал нужным оставить мне свой номер телефона.
Но жене оставил его. Щедро наградил возможностью общения.
Я заочно ненавижу эту рыжую наследницу золотых приисков.
Она не сделала мне ничего дурного, я даже не контактировала с ней прямо, но… Все равно ненавижу! На подсознательном уровне.
— Возможно, ты не хочешь меня слушать. Но прошу, не бросай трубку.
Надо что-то ответить. Но что?! Я издаю в кулак приглушенное «Кхм…», надеясь, что оно сойдет за мужское.
— Вопрос почти решен. Игнатьевы сдали позиции, Нечаевы последовали за ним. Остаются только Кравченко Борис. Но мы отрезали им поставки. Завод закрыт, его люди до сих пор томятся в шахтах. Уже двое суток прошло. Скоро сдастся и Кравченко. Уверена в этом. Или его сожрут свои же люди… Все, кто стоял за покушением, наказаны. Благодаря тебе, — в голосе рыжей мелькают нотки искренней благодарности в комплекте с восхищением. — Останется только Князев. Но без поддержки сторонников ему ничего не останется, кроме как занять свое место и больше не высовываться. Все получилось. Мы справились!
Против воли я издаю скрип зубами. Очевидно, еще какой-то звук вырывается из моего рта.
— Знаю, ты не хочешь со мной разговаривать. Но неужели одной ошибке под силу перечеркнуть наше взаимовыгодное сотрудничество? Я уже миллион раз пожалела, что попыталась залезть в твою постель. Во всем была виновата эйфория победы и алкоголь.
Сука рыжая.
В глазах темнеет. Глеб сказал, что он не спал с ней. Но забыл упомянуть о поползновениях к своему члену со стороны рыжей.
Большакова Кристина амбициозная, решительная и очень взрослая.
Уверена, она знает, что любят мужчины.
Действует хитро, якобы в пьяном виде ей захотелось с моим Глебом переспать!
Ничего не вышло. Но такие настойчивые дамочки, ворочающие многомиллионным состоянием, умеют добиваться своего.
Сегодня не вышло, но кто знает, может быть, завтра она решит опоить Глеба и все случится…
Она получит свое, залетит очень удачно, ведь Глеб — тот еще снайпер, с одной ночи меня детишками наградил.
И что потом?! Потом мы эту Санта-Барбару никогда не развезем, а я так и останусь ни с чем, у разбитого корыта.
Не позволю.
Холодная яростная решимость струится по венам вместо крови.
— Глеб, скажи хоть что-нибудь?
Резким жестом сметаю в сторону стул. Сажусь.
— Этого больше не повторится. Клянусь. Надеюсь, ты своим молчанием и спешным отъездом не хочешь сказать мне, что всему конец? Наш брак не так-то просто расторгнуть, помнишь? Бекетовым придется платить большие неустойки.
Курва.
Быстро же она спустилась от восхищения и благодарности до почти открытого шантажа.
— Бекетов! — она едва сдерживается, чтобы не закричать. — Дело не только в том, что я тебе сказала. Отнюдь не только в этом. Полина пропала. Я не могу ее найти. Мы обыскали все вокруг. Я лично осмотрела все лазейки, в которых любит прятаться моя младшая сестра, но ее нигде нет. Помнишь, однажды ты уже вернул ее и не сказал, где пряталась эта чертовка? Скажи, где она была в прошлый раз? Прошли сутки, Глеб. Это много. Сутки… И Князев не выходит на связь. Подозрительно молчит. Для него это непривычно. Игнат, он… Никогда не упускает ни единого шанса, чтобы позлить меня…
Она говорит что-то еще. Сыплет именами и фамилиями, говорливая и быстрая, уверенная, что Глеб не запутается в этом многословии и поймет ее верно.
Меня до самого основания сжигает сильнейшей ревностью и нежеланием делиться.
Я не хочу, чтобы Глеб даже на секунду окунулся в это варево из проблем чужой семьи.
Он забрал меня, вырвал из лап своей семьи, пообещал решить проблемы.
Назад дороги нет. Для меня. Значит, и для него — тоже.
Я просто сбрасываю вызов, стираю данные о звонке и выключаю телефон, положив его на кровать. Все грязные вещи — мои и его — собираю в большой мусорный мешок, еще раз тщательно перемыла посуду и от нечего делать протираю все, чего мы касались.
Тру дверную ручку изо всех сил. Именно за этим занятием меня застает Глеб.
— Ты чего? — удивляется. — Решила поразить меня умением надраивать конуру? Реально? Думаешь, меня волнует, как хорошо ты моешь полы?!
— Нечем заняться и страшно. Такую причину моих действий ты не рассматриваешь?
— Вижу, ты основательно подготовилась к отъезду. Даже вещи собрала. Молодец, — скупо хвалит. — Ты быстро учишься. Все в порядке?
— Да.
— Мне так не кажется, — прищуривается, смотрит внимательно, рождая дрожь и пульсацию где-то глубоко внутри. — Что случилось?
Бекетов меня чувствует. Читает без препятствий. Смогу ли я когда-нибудь стать для него неразрешимой загадкой или всегда буду словно на ладони перед его опытом и умением разбираться в людях.
