Едва дышу. Просто замираю, чувствуя, как конец его члена уперся в глотку и пульсирует.
Немного назад, снова на исходную точку.
— Блять…
Он выдыхает только матом и почти не дышит, трясется.
Значит, все правильно, как ему нравится…
Еще и еще… Точно так же, как первый раз.
Гнет ладони становится невыносимо тяжелым. Пальцы жестче зарываются в волосы.
— Еще хочу! Расслабь… — мнет пальцами горло. — Я сам.
Опускаю вниз ресницы, перевожу дыхание. Потом снова распахиваю глаза и смотрю на его лицо, искаженное, красивое, суровое, сложенное из острых углов. Но я вижу его целиком и улетаю от того, как он для меня красив. Просто… охуенный. Если бы могла сказать, пожалуй, именно так выразилась бы, истратив квоту на нецензурную брань, спустив на одно единственное словцо.
— Ну зачем ты такая? — спрашивает почти нежно.
Потом крепче перехватывает меня за волосы и просто управляет моей головой. Насаживает на свой член.
Слюна стекает вниз по губам, натянутым до предела. Железо напряженного члена алчно раскрывает глотку, ударяя в нее молотом.
Жестко. Грубо. Ритмично…
Я начинаю теряться в этих ощущениях. Не могу прервать зрительный контакт, не могу не смотреть, на его лицо, а он с удовольствием смотрит, как мои мокрые губы натянуты, а толстый член ритмично исчезает у меня во рту.
Смотрит и хищно скалится.
— Моя.
Дрогнул, ускорился.
— Моя. Моя. Моя… — вдалбливает в глотку.
Я чувствую, как он становится толще и еще больше у меня во рту.
— Опусти пальцы. Кончи вместе со мной, — выдыхает едва слышно.
Успеваю выполнить его просьбу.
Голова начинает кружиться…
— Моя! — последним алчным рывком натягивает до самого основания и замирает, содрогнувшись. Изливает теплое семя в мой рот, кончает, продолжая хрипло нашептывать, что я принадлежу ему целиком…
— Поднимись, — осторожно отстраняет.
Его ладонь крепкая и сухая, когда он помогает мне подняться с колен.
Тянет за запястье и облизывает пальцы, влажные от того, как я ласкала себя.
Потом вынуждает сесть сверху и глубоко-глубоко целует. Его язык и губы утягивают мои в водоворот.
Скользит, кружит, снова скользит и проникает глубоко и резко. Трахает мой рот, вызывая новый прилив желания.
— Бекетов, — стону в его рот.
Он жадно ловит мои губы, покусывая. Не позволяет оторваться.
Взгляд блестящий, но словно поплывший. Наверное, я тоже такая — дезориентированная, жадная, дорвавшаяся до десерта.
— Люблю тебя, — говорит первым.
— Признания после оргазма не считаются.
— Мои считаются. Ведь я сказал это до того, как вытрахал твой ротик.
— Или я трахала тебя своим ротиком?
— Мне нравится, когда ты немного пошлая.
Бекетов ищет взглядом кровать.
— Я еще хочу.
Опускаю руку, найдя его член, который мягко пружинит в ладонь и снова становится налитым, угрожающим.
— Передумала?
Скольжу по нему пальцами…
— Ни за что. Мне можно. Врач разрешил…
— Какое совпадение! — хмыкает. — Мне тоже можно. Тебя. В больших количествах.
— Тогда чего же мы ждем?!
Я соскальзываю с его колен, чтобы расшнуровать ботинки и стянуть с ног носки, брюки вместе с трусами. Бекетов не возражает, позволяет мне помочь ему совсем немного.
— Тряпки — это женское, — говорит он. — Но встану я сам.
Не имею права лишать его такой возможности и просто опускаюсь на кровать. Легла на бок, подперев голову одной рукой. Согнула ногу в колене, отвела бедро в сторону и опустила пальчики на клитор, балуя его лаской.
— Марианна! — возмущенно. — Ты что творишь?
— Стимулирую тебя.
— Я тебя за такой стимул в попку выдеру.
Сжимаюсь от его угрозы — немного пугающей и запретно-сладкой.
— Потом, — милостиво опускает планку. — Все-таки ты на большом сроке. Но как только родишь, готовь свою попку. Она будет отжаренной на максималке…
Пальцы быстрее порхают по чувствительному местечку.
Бекетов поднимается с кресла, держась за него, и делает два медленных шага без трости и костылей. Я возбуждаюсь еще больше, наблюдая за ним и, когда он опускается на кровать, просто припадаю к нему, целуя.
— Я тебя обожаю. Это было очень… Сильно! Я тебя хочу еще больше. Еще! — нападаю на него, утянув спиной на кровать. — Я тебя замучаю, зацелую… Теперь ты от меня не отвертишься! — шепчу между поцелуями.
— Ты тоже. Дай лечь поудобнее.
Перебирается на кровати. Я наблюдаю за тем, какими стали его плечи и руки — еще более сильными и рельефными.
Они сводят меня с ума. Он сводит меня с ума. Срывает границы…
Потом манит меня к себе всего лишь пальцем, но я готова отдаться ему целиком — и душой, и телом.
Забираюсь сверху. Бекетов гладит меня ладонями, концентрируется на ягодицах и подталкивает вверх.
— Садись.
Не понимаю. Я и так сижу.
Легким толчком он приподнимает меня за попку и… сам сползает немного ниже, одновременно заставляя придвинуться.
Неужели это то, о чем я подумала?!
Меня мгновенно бросает в пекло его взгляда. Пронимает смущением, от того, что между ног настолько мокро и становится только хуже, когда я понимаю, что сейчас лицо Глеба как раз напротив моей промежности.
— Какая ты розовенькая… — дотрагивается носом, проводит по бедру. — Охуительно пахнешь.
Его губы перебиваются все выше и выше.
Потом он крепко обхватывает меня под ягодицы и просто сажает себе на лицо.
— Глеб! — трясусь от понимания, что это, блин, реально!
— Я же обещал тебя вылизать. Неужели ты подумала, будто я не исполню своего обещания?
Тепло его дыхания ласково щекочет сокровенные местечки.
— Держись за спинку кровати, — последний совет.
Потом он начинает лизать.
Боже! Только от одного этого слова меня начинает скручивать вожделением.
Кончик его языка неспешно рисует спирали. Сначала широкую, потом все уже и уже, когда наконец, не смыкается точкой на самой мякоти, двигаясь по небольшому кругу.
Затем широкой, влажной дорожкой поднимается выше, к клитору, толкая его самым кончиком.
