— У меня намокли трусики…
От откровенного признания даже кончики ушей становятся пунцовыми, а сердце в груди стрекочет, как сумасшедшее, бьётся то вверх, то вниз!
Ещё быстрее оно начинает биться, когда я слышу, как густеет и наливается жаром мужское дыхание возле моего уха и крепче сжимаются пальцы на талии.
Глава 18
Бекетов
— У меня намокли трусики… — шепчет Марианна.
Всего четыре долбаных слова, а мой член становится ещё твёрже! До болезненной рези.
Где-то в голове перекрывает клапан, регулирующий свободный ход разумных мыслей, и не остаётся ничего логичного и правильного. Голова за миг пустеет, становясь словно шар из сухих веток, которые гоняют ветер в пустыне. Так и я — пни этот пустой котелок на плечах, он отвалится, а я и не замечу, ведь всё главное сейчас висит на конце члена.
— Намокли трусики? Уверена? Ты не очень опытна в сексуальных утехах, — заявляю небрежно и через секунду добавляю. — Надо бы проверить.
Знаю, что на довольно приличном расстоянии от нас находится охрана отца, которая сечёт всё, что происходит здесь и сейчас. То есть не получится предаться откровенному разврату на свежем воздухе раннего утра и остаться при этом незамеченным.
Анна-Мария со стыда сгорит и станет симпатичным, но всё же неподвижным и сухим бревном, когда узнает, что за нами упорно бдят, да я не настолько зацикленный на своих желаниях кретин, чтобы трахаться на потеху посторонним. Пусть бы на мой голый зад любовались, от меня не отвалится. Но я лучше всем им глотки перережу и выпущу кровь, всю до последней капли, чем позволю хоть одному дуболому увидеть, как моя сладкая девочка трясётся от удовольствия.
Утренний секс отменился. Нам ещё в клинику ехать, на осмотр.
Вчера я лишь своим концом думал, когда сказал, что утром Марианна выпьет таблетки. Словно зарубку для себя на память оставил, что надо об этом вопросе позаботиться. Но пихать в Проблемную девочку хер знает какие препараты я бы не стал, уж точно.
Кому, как не мне, известно, что малышка ходит по туго натянутому канату, а под ним пропасть в виде аллергии на такое большое количество веществ, что впору закрыть её под хрустальным колпаком, словно розу из сказки про Красавицу и Чудовище.
— Подай плед.
— Ты замёрз?
— Нет, ты точно замёрзла. Надо согреть. Немедленно!
— Я не замёрзла. У тебя очень тёплые руки.
— Не глупи, Анна-Мария. Выполняй приказы…
Вспыхнув, Марианна всё же тянется за пледом, при этом прогибаясь в спине кошечкой и выставляя напоказ мне свою попку в легкомысленном, ярко-жёлтом платьице.
Если бы не приставленные отцом охранники, я бы девчонку в таком положении и оставил. Даже трусики бы снимать не стал, лишь в сторону сдвинул, чтобы текущую щёлочку обнажить, раздразнить ещё больше…
Вставил бы до самого основания! Запустил руку в эти кудряшки, намотав на кулак…
Чёрт.
Дышать становится тяжело. Возбуждение такое, что даже на грудь сильно давит.
— Взяла плед? Сюда. Поживее!
Я немного меняю расположение своего тела. Так, чтобы даже наблюдая со стороны, охрана отца могла увидеть лишь мою спину и больше ничего…
— Надулась, глупая?
От нетерпения движения выходят более резкими, чем необходимы. Хотя с Марианной надо иначе — нежнее и слаще, чтобы не нанести вред ненароком. Однако во мне слишком много «хочу» в отношении неё, чтобы сдерживаться.
Хочу.
Ничуть не отпустило. Лишив девственности, я только ещё больше начал хотеть эту глупышку кудрявую.
Допуск имеется, её доверие — нечто запредельное!
И она меня хочет…
Прямое попадание в цель. Трижды!
Снайперка чёртова!
Притягиваю Марианну к себе спиной и укутываю пледом, до самой тонкой шейки. Она немного сопротивляется. Обидчивая девочка, ну сколько можно дуть губы по пустякам?!
Однако сейчас я не собираюсь её воспитывать и преподавать ей урок хороших манер.
Хотя стоило бы. Но позднее. Всё позднее. Сейчас мне бы только почувствовать её — близко и горячо, доступно…
Руки под пледом блуждают по телу Марианны. Грудь под моими пальцами идеально твёрдая и сочная.
Чуть слюнями тонкие плечики не закапал, пока развязывал тесёмки.
— Ах ты… Шалун! — выдаёт на протяжном выдохе, когда я, наконец, извлекаю левую грудь из плена платья и тонкого лифчика.
— Неужели ты хотела остаться без этого?!
Пальцами сжимаю сосок, оттягивая. Он становится твёрдым и идеально вытянутым, торчит вперёд, соблазняя на ещё более резкие и собственнические движения.
— Бекето-о-о-ов… — протяжно стонет Марианна, начиная ёрзать.
Снова и снова попкой по моему затвердевшему стояку.
Сладкая пытка. Её невозможно терпеть и прекращать тоже не хочется.
Попеременно ласкаю груди девушки. Почувствовав, что они стали изученными и идеально примятыми, подтягиваю подол платья выше по бёдрам.
— Теперь расслабься. Можешь опустить ладони на мои бёдра, чтобы держаться. И раздвинь свои ножки.
— Широко?
— Очень. Как будто я тебя трахаю…
— Глеб…
Марианна умудряется повернуться, облизнуть губки проворным, нежно-розовым кончиком язычка и выдохнуть мне в рот вопрос:
— И всё же, как ты меня нашёл, Глеб? В том борделе?
Я застываю на секунду.
В глубине души знал, что Марианна не угомонится, будет задавать этот вопрос снова и снова. Но не ждал, что этой мелкой бестии хватит хитрости задать коварный вопрос в момент, когда мои мозги плавятся от близости и доступности её сладкого тела!
— Расскажешь?
Анна-Мария мягко целует меня. Одновременно с этим опускает мою правую руку, засунув себе в трусики и даже приподнимается, чтобы полностью раскрыться.
Я ещё не трогаю её пальцами, но всей поверхностью ладони чувствую призывное тепло. Наверняка жутко влажное!
— Глеб…
Мягко целует, покусывая мои губы и…
Блять, сама трётся киской о мою руку, демонстрируя, какая она скользкая и готовая для секса, раскрытая и нежная.
В этот миг соврать сложнее всего.
Ни разу соврать не было так сложно. Даже на спецподготовке. Даже за покерным столом…
Прикрываю глаза, включаясь в поцелуй. Отвлекаю от ненужных и лишних сейчас разговоров.
Пальцы уверенно скользят по влажным, припухшим лепесткам. Большим пальцем надавливаю на клитор. Комочек плоти ещё сильнее пульсировать начинает.
