— Есть, — напрягается Марианна и сцепляет пальцы в замок. — Это очень плохо, да?
— Ну что ты, — улыбается. — Всего лишь будем лечить тебя по заветам шаманов, исключительно из списка того, чем можно.
— Что правда?! — округляет глаза Марианна.
— Пётр Николаевич. Ближе к сути! — напоминаю я.
— Если серьёзно, то ничего дурного я пока не вижу. Кроме отсутствия чувства юмора у твоего… — награждает меня изучающим взглядом. — Спутника.
Спутник?! Не спутал ли ты берега, Айболит?!
— С Глебом шутки плохи, — неожиданно соглашается Марианна. — У него очень серьезный подход.
— Именно поэтому ты здесь, — подсказывает Авилов.
— Да, все верно.
— Ну что ж, теперь поговорим о тебе, как о взрослой девушке…
Наконец-то к сути подобрались.
— Я хотела бы поговорить с врачом наедине! — неожиданно бросает в мою сторону Марианна, даже не обернувшись.
— Что?
В осадок выпадаю. Меня что, выгоняют?!
— Я на приеме у гинеколога, Глеб. Я не смогу обсудить с ним все детали, если ты будешь мне в затылок дышать! — удостаивает быстрым взглядом.
Слишком быстрым, чтобы я успел разобрать выражение глаз Марианны.
— Я могу посидеть на диване.
— Да, в коридоре! — улыбается Марианна.
— Я останусь.
— Тогда разговора не состоится! — ставит ультиматум. — Будем сидеть до ночи. Или до утра.
— Мы договаривались…
— Мы договаривались, что я посещаю гинеколога и обсуждаю с ним вопросы контрацепции. О том, что ты будешь находиться в этот момент рядом, речи не шло. Выйди, Глеб. Прошу тебя… — говорит тише и смотрит мне в глаза.
По-настоящему, глубоко заглядывает. Пытается донести до меня важность и необходимость.
Меня же снова заносит мыслью, что Марианна остаётся один на один с этим болтуном усатым! Уйти? Кажется, придется. Но напоследок требую:
— На кресле Марианну будет осматривать женщина!
Выторговав хотя бы это, оставив за собой последнее слово, выхожу из кабинета.
Почти сразу же замечаю папашу. Дальше по коридору.
— Я тебя искал! — бросаю ему на подходе.
— Интересные места для поисков, — отец бросает взгляд мне за спину, на кабинет Авилова.
— О чем ты говорил с Марианной?!
— Ни о чем конкретном. Не успели толком поболтать.
— Ее словно подменили после разговора с тобой!
— Надо же. Хоть кому-то удается вправить мозги на место. С тобой это дается куда сложнее… Почти невозможная задача. Почти! Но я не теряю надежды! — улыбается отец.
— Я делаю все, как мы и договаривались. Что тебе еще нужно?
— Вот только не стоит сваливать вину на меня. Ты здесь, в этой больнице, не только потому, что я тебе так сказал. Ты сам не хочешь всего того, что прилагается к приятному кувырканию с красоткой, — подмигивает папаша.
Развернувшись, степенно удаляется.
— Стой, отец. Я с тобой еще не закончил.
— Есть моменты, которые я не стану обсуждать в стенах клиники, помогающей рождаться на свет детишкам. Кощунство! Выйдем на свежий воздух, Глеб.
Глава 23
Бекетов
Наверняка разговор, осмотр и взятие анализов затянется надолго. Поэтому я двигаю следом за отцом, испытывая сильное раздражение от вида его расправленных плеч и прямой, как струна, спины.
— Ну, чего тебе?
— Ты был желанным ребенком, Глеб! — неожиданно говорит отец.
Напрягаюсь.
— К чему этот пустой треп?
— Очень желанным, — напирает. — У твоей матери было три выкидыша. Прежде чем беременность дала свои плоды. Позднее, конечно, выяснилось, что первые три беременности она сама, что называется, скинула, потому что была не уверена, что ребенок от меня, а не от любовника восточных кровей…
— Ты и во мне сомневался. Я все помню. Не стоит играть в любящего папашу.
— Сомневался. Ты бы тоже сомневался, узнав о длительной интрижке твоей избранницы. О многолетней интрижке! — подчеркивает. — Почувствовал бы себя кретином и твоя картина мира встала вверх тормашками. Ты уже достаточно взрослый, чтобы это понимать. Когда разочаровываешься в том, ради кого ты открывал глаза каждый день, все, связанное с этим человеком, утрачивает свой смысл. Рвутся нити. Позже приходит осознание, что некоторые нити прочнее канатов, — многозначительно смотрит на меня.
— Как трогательно. Мне скупую мужскую выдавить?
— Крокодилью, — вздыхает тяжко. — В твоем случае крокодилья слеза будет уместнее, — разочарованно машет ладонью.
— Что ты хотел этим сказать, для меня так и осталось тайной.
— Всего лишь напоминаю тебе о сути вещей, — качает головой. — Но кажется, я поторопился, назвав тебя взрослым. Мальчику ещё хочется играть в войнушку. Что ж… У меня есть к тебе одна просьба, связанная непосредственно с твоей профессией киллера.
Просьба? Неожиданно! Внимательно смотрю на отца.
— Какая просьба?
— Кровь, выпущенные кишки, смерти людей, — буднично перечисляет. — Ничего лишнего. Все как ты любишь, одним словом.
— Я не выпускаю людям кишки. Просто так не выпускаю, — дополняю ответ. — Для этого должны быть веские основания. Что у тебя?
— Среди числа моих партнеров имеется некто Осман Шахин. Раньше мы с ним кусались, сейчас довольно тесно сотрудничаем. Но есть основания думать, что он замышляет против меня дурное. Избавься от него.
— То есть ты не уверен, что он собирается тебя убить.
— Ты киллер или кто?! — в лоб спрашивает отец. — Я назвал тебе имя. Будь добр, примени к нему свои кровавые умения. Сделай всё как можно громче и внушительнее. Так, чтобы при взгляде на труп Шахина, блевать потянуло даже самого стрессоустойчивого. Я желаю, чтобы никому в голову больше не пришло и тени мысли, будто на Бекетова можно покуситься!
Отец говорит негромко, но веско и, что называется, жестко. Я разом перестаю видеть в нем старика, недавно перенесшего операцию на ноге, и вспоминаю, кто он есть — деспот, владеющий многомиллиардным состоянием. Полностью седой, в преклонном возрасте, но до сих пор успешно управляет своим бизнесом без осечек. Он ловко устраняет конкурентов своими методами, но и прибегнуть к силе не гнушается. Словом, отец, несмотря на возраст, еще держится в роли акулы, которой лучше не переходить дорогу. У него очень длинные руки и очень большие возможности, чтобы покарать.
— Сделаю. Но предупреждаю, мои услуги дорого стоят.
— За ценой не постою.
