Дверь открывается и врывается Лютов-старший и Беркутов. Ничего не говоря, отец Саши подходит ко мне и, отодвинув повязку, взглянув на рану.
— Как себя чувствует наш больной? — ехидным голосом интересуется.
— Терпимо.
Если честно, то я в шоке — понять не могу, чего он завёлся. И вообще, я только что очнулся, какие могут быть разборки? Но, судя по его перекошенному злостью лицу, плевал он на это.
— Ну, я жду объяснений! Какого х*я тут происходит? — обвел он нас взглядом, принимаясь за допрос.
— Папа, не матерись… — попытался сын урезонить отца.
— Не матерись, говоришь… — угрожающе тихо прорычал, а затем, как рявкнет: — Да я вас сейчас такими тут херами обложу, что у некоторых любопытные уши свернутся в трубочку!
— Егор, остынь, тут дети.
— Дети? Где ты увидел детей?! Один — терминатор, на котором раны как на собаке заживают, другой — исчадие ада. Ещё раз… — звук подзатыльника, и Санёк от возмущения зашипел, — к моим бойцам гипноз применишь, я тебе уши, как у чебурашки обеспечу. Ты меня понял?
— Понял, — пробурчал недовольно Люцифер. — И не нужно меня так называть, что заложили в меня с мамой, то и получили.
— Справедливый упрёк. Почти… Не я тебя таким изворотливым сделал, это твоя хреновая черта. Говорил, что тебе в Рязанское нужно, там мигом твою дурь выбили бы. Но нет, ты у нас интеллектуал…
— Кулаками махать много ума не нужно. Кстати, это я умею. А вот головой работать…
Но Лютов перебил сына:
— Один уже поработал, вон, погляди… — показывает на меня глазами, — швов, как на стёганом одеяле, еле оклемался. Правда, всё заживает поразительно быстро, не может быть такого. Короче, Глеб, ты обещал, что как Ванька придёт в себя, ты расскажешь правду, — и Беркутов, посмотрела на меня.
— Не так уж у него всё быстро и заживает. И вообще, мы не знаем, какие будут ещё последствия, — не согласился с отцом, Сашка.
Лютов полоснул сына злым взглядом, и тот резко замолк.
— Только при одном условии: никто больше не должен знать, особенно моя матушка — это убьёт её, — обратился я к присутствующим.
— Ясный перец, что придётся всё в тайне держать, — согласился дядя Егор, присаживаясь на стул. — Ну, я весь во внимание, рассказывай, на какие препараты подсел. Только точно, это для твоего же блага. Это даст тебе пусть маленький, но шанс вырваться из этого дерьма, наркоман хренов! И ещё, ты моему проныре их, надеюсь, не давал?
— Лютов, угомони своё буйное воображение! — взревел Беркутов. — Ты кого в наркоманы записал, Ваньку? Совсем уже еб**улся?!
— Не матерись, — недовольно сверля друга взглядом, отвечает наш грозный.
Тут Сашка заржал на свою беду, видимо, понял, что с уст дяди Егора «не матерись», звучит весьма странно. Отец на сына так… посмотрел, что тот поперхнулся воздухом.
— Лютый, завязывай из глаз молнии метать — бесит. — Тот только хотел возмутиться, его вновь Беркутов перебил: — Сейчас мужики подтянутся, и начнём.
— Какие ещё мужики? — всполошился я.
— Ян, Ромашов… — отвечает Лютов-старший и тут же ехидненько так добавляет: — ну и отец твой, как же без родителя сынулю воспитывать?
— Не понял? А он тут как отказался?
Я попытался сесть, но тут подлетел Саня:
— Успокойся, — положил мне руку на грудь, произнося со странной интонацией это слово. И, словно по волшебству, тревоги ушли на второй план. — Всё хорошо…
— Ага, — вновь послышался ехидный голос Лютова, — сейчас поправится, и батя ему хорошо так по жопе, что ищет приключения, ремнём пройдётся.
— Егор, завязывай ядом плевать, потом же стыдно будет…
Пока Беркутов успокаивал друга, Сашка уселся на кровать и, взяв меня за руку, подмигнул, мол, всё под контролем. Ну не знаю, вот не хотел я, чтобы отец знал о моих злоключения. Да и лжи он не любит, а тут правду говорить ну никак нельзя.
— Шутит он, — произносит на пределе слышимости Сашка, с укором смотря на отца.
Тут пришли Ян и Ромашов, блин стыдно-то, как… И самое обидное, что ни черта не помню. Они сдержанно поздоровались с друзьями и перевели на меня взгляд.
— Привет. Короче, извините, мужики, если ненароком задел…
Ну а что я ещё мог сказать?
— Задел — слабо сказано, ты нас — боевых офицеров — как кегли расшвырял. Яну плечо выбил, мне вмазал так, что я дверь в палате вынес, — присаживаясь на свободный стул, принялся Ромашов описывать мой дебош. — Скажи, это какой-то допинг? — Лютов-старший демонстративно фыркнул. — Ну а что, это многое бы объяснило. Сами знаете, меня не так легко одолеть, а тут такое… — развёл он руками.
— Слышь, богатырь в преклонном возрасте, мы тоже не младенцы беззащитные! — взвился Лютов.
— Да никто ваше мастерство и не оспаривает. Просто…
— Ничего тут не просто, — подал голос Беркутов. — Короче, мужики, расклад таков: Ваня — не наркоман, и допинг никакой не принимал, он — жертва безумца, который для правительства пытался создать непобедимых бойцов…
Мужчины на меня внимательно посмотрели, кивнули и вновь перевели взгляд на Беркутова.
— Ну, непобедимых, скажем, не бывает, но вот силы у Ваньки было немерено, — почёсывая затылок, изрёк Ян. — Быстро его прокачали, — покачал он головой. — Блин, нашим пацанам тяжко будет с такими терминаторами сдюжить, если дело до рукопашной дойдёт. Ну вот везде смухлевать стараются!
— Пусть в голову стреляют, мозг у всех один. Только вы ошибаетесь, меня не быстро прокачали. Я был ещё в утробе матери, когда они начали вмешиваться в мою генетику.
— Да ладно тебе! — начал было Ян.
И тут же замолчал, так как за меня продолжил рассказ дядя Глеб. Я благодарен был ему за это. Когда он закончил, у мужиков на скулах играли желваки, они молча обрабатывали полученную информацию.
— Вань, извини за наркомана, был не прав. И ты, мелкий, прости за необоснованное подозрение. А вот ты, Беркутов, меня разочаровал… — покачал он осуждающе головой, смотря на друга. — Зачем детей разлучил? Не влез бы ты тогда, Ваньку сейчас хернёй не шпиговали почти полгода!
— Он всё сделал правильно, — попытался я заступиться.
— Нет, пацан, это неправильно. Мира сама должна была решать принимать тебя такого или нет.
— Ошибаетесь, я был опасен для неё!
— Это вы, идиоты, заблуждаетесь. Мира — твой якорь, стоило моему сыну включить запись с голосом этой девочки, ты прекращал буянить. Кстати, Сашок, пять баллов за сообразительность, — подмигнул дядя Егор сыну. — Но это уже в прошлом, тебе, Глеб, с этим дерьмом жить. Сейчас главное — тебя на ноги поставить и попытаться минимизировать последствия твоего плена.
— Режим судьи выключи. Возможно, ты и считаешь меня виноватым. Но ещё не известно, как бы ты поступил на моём месте. И я на попе ровно всё это время не сидел, а искал выход… — отчеканил Беркутов. — Я не против объединиться, у меня уже есть наработки. Хочешь помочь — валяй, но не смей меня критиковать!
