— Не проблема. — Иван поворачивает голову, и я вижу, как его лицо исказила зловещая ухмылка. — Вот это то, что нам нужно. — Он направляется к поломанному станку и, не напрягаясь, поднимает одну часть его. Что за… Практически подойдя к двери, Малиновский швыряет в дверь свою ношу. Звук металла о металл болью отдаётся в ушах. И тут чья-то рука касается моего плеча, и тут же закрывает рот.
Инесса.
— Пора уходить, — читаю по её губам, перевожу взгляд на мужа и вижу, как он, ухватившись за искорёженный металл, пытается открыть дверь.
Инесса права, я достаточно увидела, чтобы понять — он не позволит ребёнку появиться на свет. Больше сомнений не было, Иван не совсем нормальный человек. И мне было бы плевать на это — правда, если бы не малыш.
Стараясь не шуметь, мы вышли из здания.
— У меня тут машина, — произношу безжизненным голосом. Казалась, одна часть меня умерла в этом здании. Опять сердце пронзает боль, видимо, с ней нужно научиться жить, она мой спутник до конца дней. Любовь к Ивану никуда не делась, это чувство стало частью меня. Как же жаль, что всё у нас так получилось…
Как жаль…
— На моей поедем, твоя их задержит, будут искать, кто был на ней. Уверена, что ты оформила её так, чтобы на тебя не вышли.
Я кивнула — говорить пока не могу, предательский ком в горле застрял.
Мы сели в её машину, и я всю дорогу анализировала ситуацию. А бабушка, оказывается, была права. Вон как Иван ловко часть станка кинул, и Лютов не был удивлён, значит, всё знал. Ох уж эти секреты… Из-за них одни проблемы. Почему он скрыл от меня правду? Я бы поняла и приняла его любого. Возможно, он и хотел об этом поговорить…
Я покосилась на Инессу. Видно, что приказ она выполнит, даже если я буду против — вот какой решительный взгляд. Сразу вспомнила её угрозу сдать Ивана. Очень странно, ведь он у них на хорошем счету. Или это говорилось для отвода глаз, а сами собирались избавиться от него? Меня не тронут из-за отца, и то не факт.
Одни вопросы.
Ну что ж, пока нет ответов, нужно для начала выбираться отсюда, а там уже буду решать, как быть дальше. Да и успокоиться нужно, переварить информацию, глядишь, и придумаю выход.
— Где твой телефон? — напряжённо спрашивает Инесса, как только мы остановились у аэропорта.
— Дома оставила, для того…
— Я знаю для чего, — перебила она меня. — На, — даёт мне небольшой пакет, — там новая симка, вставишь её, когда прибудешь в Лондон. Другую, зарегистрированную на тебя, активируют в Амстердаме. Не факт, что собьёт со следа, но попытка не пытка. Ты же идёшь сразу к нотариусу — в пакете есть папка, там адрес и фамилия его — и оформляешь доверенность на Оливию
— Почему на неё?
— На другого человека ты бы не оформила, а ей доверяешь, а у меня нет времени для споров. Так вот, делаешь это и вечером вылетаешь в Москву. Надеюсь, до этого времени Малиновский тебя не найдёт. И ещё… вот на этот телефон… — достаёт она из кармана кнопочный старого образца аппарат, — придёт от меня сообщение, как обстоят дела с угрозой. Получишь его — выкидывай, он всё равно одноразовый. Тебе пора.
— Спасибо…
Она даже в мою сторону не посмотрела, лишь сухо ответила:
— Ни с кем не откровенничай, у нас завёлся крот. Всё, иди.
* * *
Пока ехал домой, Сашка вёл себя странно. Таким смурным и не помню когда его видел.
— Только не говори, что сожалеешь о том, что случилось.
— Нет, конечно, просто иногда мне кажется, этому не будет конца. Всегда найдётся придурок, который подобное замутит. Вот и Гартвиг проникся этой идеей, умный же мужик, а туда же. Жалко такой светлый ум в расход пускать, но по-другому никак. А ещё это предчувствие… — Сашка, прижал руку к груди, — тягостное, словно каменная плита давит на грудь, и с каждым часом всё сильнее, дышать трудно. — И ведь… — он замолкает.
— Может, к врачу? Ну такое бывает, когда сердце…
— Вань, это другое… А лучше забудь, ерунда всё это. Я, наверное, сам себя накрутил, с Мирой-то чуйка подвела. — Отмахнулся он.
Только зря, его состояние мне не нравится, глаз не спущу, будет хуже — скорую вызову.
— У нас ночуешь, — я дал понять, что другого ответа не приму.
— Так точно.
— Интересно, чья это машина была?
— Наши отогнали её, чтобы лишних вопросов у полиции не было, разбираются — как узнают, дадут знать. Завтра за Гартвига возьмутся, ты не лезь — это уже не твоя вендетта.
— И не собирался. Для меня сейчас главное с женой помириться. Расстались сегодня с ней хреново, тоже душа не на месте. Обижается на меня, и взгляд у неё такой, словно на бабе застукала. Как представлю, что ещё придётся ей моё дерьмо на голову вылить, так выть хочется. Это как проклятие — причинять боль родным. Разговариваю и каждое слово фильтрую из-за страха сделать ей больно, ляпнув что-нибудь. Это уже ненормально, так жить нельзя.
— Вань, как признаешься, поверь, всё наладится. Понимаю — трудно решиться, это как в бездну сигануть. Ты справишься, я в тебя верю.
Зашли в квартиру. Гнетущая тишина встретила нас, и неприятный холодок пробежал по спине. Можно это назвать предчувствием. Я, не разуваясь, побежал в спальню — никого. Бл*дь! Вот недаром муторно на душе было целый день! Рванул к шкафу — вещь практически всё на месте, но ключевое слово — «практически». Умом понимал — сбежала, но всё равно цеплялся за надежду, что ошибаюсь. Рванул к её туалетному столику — в одном из ящиков она хранила документы — выдвинул ящик и замер. Не мог вздохнуть, в глазах потемнело. И нет уже сил и желания бороться за вздох.
— Вань, ты чего? — Сашка резко дёрнул меня за плечо, делаю с жадностью вдох…
Всё, отпустило. Ничего не говоря, достаю тест и протягиваю брату, перевожу на него взгляд. Он стоит белый, как мел.
— Я думал, что ты будешь рад узнать, что с чуйкой у тебя всё в порядке…
Усмехаюсь, скорее, над своей наивностью. Поверил, что дождётся. Какой же я глупец! Она же женщина, а они существа эмоциональные. Чуть что — сразу в бега.
— Твою ж… — взвыл Сашка, хватаясь за голову.
— Что случилось? — подскакиваю к нему. Он на меня перевёл взгляд, и столько было в нём отчаяния, что у меня вновь дыхание перехватило. — Сашка, мать твою, что случилось?!
Он словно очнулся.
— Пока ещё ничего… — отвечает глухим голосом. — Вань, ты это… — за телефон, — займись самолётом, нужно вылетать срочно, а мне позвонить нужно.
* * *
В самолёте мы сидели через сорок минут, и я уже знал, с кем и куда вылетела Мирослава. Как только оцепенение прошло, лютая ярость забурлила в моих венах.
И да, я был зол на жену за то, что решила скрыть беременность и сбежать. Как она могла со мной так поступить?! Я что, не имею право на нашего ребёнка?!
