— Нет. — Нехотя выворачиваюсь из его объятий. — Сначала надо это исправить!
Подойдя к двери, ведущей в его комнату, бросаю взгляд на слегка очумевшего Глеба, который беспомощно вытягивает перед собой руки.
— Издеваешься? — сдавленно рычит он и словно собирает языком мой привкус, оставшийся на губах.
— Помнится, мне вы тоже как-то не позволили подержать во рту то, что мне очень хотелось, — усмехаюсь я. Заметив, как его грудь вздрагивает от резкого вдоха, прячусь за дверью.
Беру стул из комнаты и волоку его в ванную. Размещаю перед зеркалом, раздумывая, что еще может пригодиться.
Глеб появляется в дверях с ножницами в руках и задумчивой ухмылкой на губах.
— Ну и что ты делаешь?
— Что мы делаем? — поправляю я.
— Мы… — смакует он. — Очевидно, МЫ собираемся бриться?
Кивает на бритву в моих руках и усаживается на стул напротив зеркала.
— Мы будем еще и стричься. — Забираю из его рук ножницы, откладываю бритву и принимаюсь за приведение в порядок густой шевелюры. — Это же просто невозможно. Я еще понимаю, когда в больнице лежал. Но сейчас-то? Хоть бы мастера вызвал. А то как леший зарос!
— Не до того было. — Глеб складывает огромные ручищи на груди и прикрывает глаза, отдаваясь в мою власть.
— Не хочешь поинтересоваться, есть ли у меня опыт? Мало ли чего я тут тебе сейчас настригу?
— Хоть налысо, — отмахивается он. — Тебе ведь любоваться.
— Не хочу налысо. Я не спец по модным прическам вроде той, которую ты обычно носишь. Папу стричь приходилось, ну и соседа. Но думаю, соображу. Чуб подлиннее, виски покороче…
Прикусываю язык, концентрируясь на деле. Выходит очень даже ничего. Заканчивая с головой, заглядываю в зеркало, чтобы оценить проделанную работу, и замечаю, что Глеб пристально за мной наблюдает.
— Не нравится? — неуверенно спрашиваю я.
— Нравится, Анют. Очень. Потому и страшно.
Догадываюсь, что мы говорим вовсе не о стрижке. Обхожу «клиента», меняю ножницы на бритву и подаюсь вперед, обхватывая любимое лицо ладонями.
— Так я ведь рядом. Значит, и бояться нечего, — ободряюще улыбаюсь.
— А я могу тебе доверять?
Я уверенно киваю, проходясь бритвой по заросшей бороде. Чувствую, что Глеб таранит меня взглядом, но не отвлекаюсь от своего дела. Мое запястье оказывается в силках крепких пальцев.
— Анют, я обязан у тебя спросить, — начинает он.
Его серьезный тон беспокоит меня, однако я продолжаю беспристрастно брить его.
— Так спрашивай, — предлагаю я.
— Только не пугайся… — Он явно сомневается. — Ты помнишь, кто тебя сбил?
Морщусь, стараясь не впускать в голову болезненные воспоминания, и пожимаю плечами:
— Да откуда ж я могу помнить? — Стараюсь не подавать вида, что мне неприятно вспоминать. — Я сразу отключилась. Когда в себя пришла, полиция заходила. Сказали, что водитель скрылся с места аварии и его будут искать. Но больше они не появлялись. Видимо, не нашли.
Глеб вдруг накрывает мою руку своей ладонью. Очевидно, сохранить бесстрастный вид у меня не вышло.
— Ань, — начинает он, но тут же замолкает.
Поднимаю на него глаза.
— Все хорошо, Глеб. Знаешь, я ведь сама виновата. У меня нога… — Смотрю, как мрачнеет его лицо, и начинаю притормаживать. — Подвернулась.
— Не ты, — отрезает он. — Это я виноват. Из-за меня все. Я и тебя напугал, и сестру свою вызвал. Это она, Ань. Лара тебя сбила.
Открываю рот от неожиданного открытия, выпрямляясь, пока Глеб продолжает:
— Я пойму, если ты захочешь написать заявление, — уверенно говорит он. — Предоставлю видеозаписи с камер наблюдения клуба…
— Так вот почему она моей подругой притворялась? — доходит наконец до меня. Вот что это было! — И домой к тебе же притащила! Боялась, что ее посадят? Или совесть замучила?
— Ань, я разберусь, — заверяет Глеб, но я вижу, как предательские брови снова подрагивают, выдавая его неуверенность. — Я побеспокоюсь об этом. Ты пострадала. Ослепла. И едва не умерла. И как ее брат, я готов принять от тебя любое наказание
— Глеб, ты серьезно? — Я выгибаю бровь. — У меня никогда не было цели мстить тому водителю. Кто я, по-твоему? Заправский бандит? Пойду глаза ей теперь выкалывать? Да и очевидно ведь, что это не нарочно. Я бы хотела лишь извинений. Но с Ларой… Я не стану сдавать ее. Думаю, эта информация будет мне полезна. Скажем так: для наладки родственных отношений.
Глава 30.ГЛЕБ: И охотник станет жертвой
Она удивительная. Я все с силами собраться не мог, разрываясь между любимой и сестрой. Такое открытие ей сделал! А она — «родственные отношения налаживать»…
— Действительно не собираешься сдавать Лару? — переспрашиваю, когда Невеличка снова принимается меня брить. Как ни в чем не бывало.
— А должна?
— Ты в коме провалялась и память потеряла. Зрения лишилась и, между прочим, до сих пор не разобралась с этой проблемой. А она не только не помогла, но еще и врала. Из-за нее даже не стали искать твоего отца. Я понял бы, если бы захотела ей отомстить. Но… родственные отношения? Я не понимаю.
— Осторожнее, Глеб Виталич, — усмехается Аня, — не то я подумаю, что вы меня уговариваете. А перечить вам я не в силах. Обязана слушаться.
Не то чтобы я радовался бы, упеки Невеличка мою сестру за решетку, но по себе знаю: безнаказанность нередко приводит к более серьезным преступлениям. От предположения, что Лара уже успела преступить черту, становится не по себе. Надеюсь, я не опоздал со своим воспитанием. По меньшей мере, припугнуть сестру я бы не отказался. Мол, смотри, что случится, если за ум не возьмешься. Но это я. Брат! А Аня…
— Я не понимаю, Ань. — Ловлю ее руку. — Если ты отказываешься от суда только из-за того, что она моя сестра, то даже не думай закрывать глаза на ее вину! Это не должно становиться между нами.
Аня молчит все время, пока бреет меня. Потом отстраняется, оценивая проделанную работу. Кивает своим мыслям и наконец поднимает на меня глаза.
— Дело не в том, кто она и кем приходится тебе, — пожимает плечами. — Просто… чем мне это поможет? Ну, испорчу я ей жизнь судимостью. Что дальше? Зрение восстановится? Или спина на погоду ныть перестанет? Что мне проку от наказания?
— У тебя все еще болит? — выхватываю из ее слов и привлекаю к себе.
— Глеб… — Аня вцепляется в края своей рубашки, не позволяя мне ее поднять, чтобы оценить состояние шрама чуть повыше поясницы. — Не надо. Дай я сначала хоть приберусь.
Нехотя выпускаю Невеличку.
— Ничего не делай. Я сам.
