И засветился. А я охренела, но не настолько, что не спросить, похихикивая:
— И чё? — и, кажется, глубоко затронула своей реакцией тонкие струны его душевной организации. Потому что Ахринель — ну и имечко — картинно прижал пальцы к переносице, мол, как же болит голова от чужой тупости.
— Другой мир, темные и пустые головы, чего я ожидал? — разговаривал он с самим собой, но потом все же снизошел до объяснения, кивая своим же словам: — Я — высший дух Великих, их глас, их длань, их…
— Мальчик на побегушках, да? — подловила я его, местный ангел чуть не кивнул, но вовремя остановился и скривился.
— И чего я ожидал? Что вместо одной невоспитанной смертной появился каким-то чудом другая? Воспитанная и благодарная? — и тут же расставил все точки над «ё». — Я спас твой дух, моя дорогая Чё!
— И что, я тебе должна быть за это благодарна? Или мир спасти на выходных?
Честно, благоговения я не чувствовала. Может, потому что местный божественный посланник смотрел на округу, сморщив нос, как будто он всю жизнь ездил на «Ламборгини», пил «Шато антур», ночевал в «Хилтонах» в номерах «ультра-супер-люкс-круче-не-бывает», а тут его высадили из маршрутного сорокалетнего «Пазика» на вокзале, из еды бутеры с подтаявшим сыром, а туалет — тот самый, вокзальный, с незакрывающимися кабинками, стойким запахом дерьма и советом «оторви бумаги столько, сколько нужно, если найдешь». А жизнь его к такому не готовила.
Впрочем, меня тоже. Ахринель сделал мне пальцами «тихо», мол, рот прикрой.
— Ты вообще здесь случайный элемент, мне нужно было, чтобы это тело дальше шевелилось. А, увы, без крохотной детальки, без духа, так не получится. Поэтому взял тебя. В этом твоя цель — шевелить это тело.
— Так, стой! А ты не охренел ли, Ахринель? — я собралась с силами и даже встала на ноги, коленки дрожали, бока болели, но злость толкала вперед. — Это что, получается, меня могли бы спасти в моем мире? Ты просто вытащил меня сюда?
— Не просто, а по моему желанию, что не так, смертная? Что вам, смертным, снова не так? — С таким выражением лица я обычно смотрела на корову, которая резко вдруг переставала есть и начинала мычать. — О Великие, как меня угораздило не одарить одного мученика… Лучше бы его! А не эту бешеную смертную, его правнучку! Хочу быть мужчиной! Я ей что, исполнитель желаний?
— То есть она загадала стать мужчиной, а ты отправил ее в другой мир в тело мужика?.. — если бы я уже не была немного стукнутой на голову чьим-то дрыном, мои мозги бы свернулись от бреда.
— Темная ты! Нельзя переместить женский дух в мужское тело, но можно отправить в мир, где меняют тела, — фыркнул Ахринель. И тут я чуть не заледенела от осознания… Это же я, это же меня!..
— Ты что, жаба светящаяся, ты что, ее в мое тело запихнул? — я шагнула близко-близко, попыталась вцепиться в светлую хламиду, но та ускользала. Местный ангел вообще был скользким.
— Бешеная, что ли? — отступил он. — Я желание исполнил, а как оно там исполнилось, это уже не ко мне…
И тут у меня в голове щелкнуло.
— То есть проверить, стала она мужиком или нет, ты не можешь? — и, судя по тому, как напрягся Ахринель, я попала в яблочко. Ну, теперь мне тоже можно и скорчить миленькое злое личико, и поиздеваться. — И правнучка этого самого мученика теперь я. Это же ее тело, да? Значит, за тобой еще одно желание!
— Ну да, конечно, — скривился Ахринель и ткнул в меня какой-то распальцовкой. — Ты слишком много выдумываешь… Ой, да ладно!..
Гладенькое мужское личико исказилось в какой-то невообразимой гримасе — что-то между злостью, досадой и шоком. У него даже кудряшки распрямились и зашевелились, а свет вокруг бил как приличный прожектор. Даже странно, что на это световое шоу не собралась огромная толпа. Потом ангел откашлялся, чуть отвернулся и резкими движениями начал приводить себя в порядок — кудряшки подкрутил, бровки пощупал, дыхательную гимнастику сделал.
— Ну а ты чего хочешь? — сказал он таким тоном, что было ясно, наглеть не получится и желание одно и точка. Думать надо было быстро. На ум ничего толкового не приходило, да и мира я не знала, может, тогда выдала бы что-то более внятное.
— Хочу стать рыцарем, — выдохнула я, прикинув, что в любом случае это не помешает, а от рыцарства уже и плясать можно в разные стороны. Ахринель расплылся в такой щедрой улыбочке, которая не сулила мне ничего приятного, и сказал, прихлопнув ладонью о ладонь:
— Будешь, — и спокойненько так начал испаряться из виду.
— То есть как «будешь»? — в очередной раз охренела я. Вот точно имя у него говорящее. — Когда?!
— Когда-нибудь! — звонко заржал местный ангел и растворился в пространстве, как будто его и не было.
Глава девятая
А я, наверное, люто сглупила, подозрительно все это. «Хочу стать рыцарем» — это же не королем! Я и так им, наверное, когда-нибудь стану? Что мне Ахринель и озвучил. «Когда-нибудь». Коня надо было просить! И деньги. А теперь как мне быть? «Подь сюды, золотая рыбка, у меня тут целый перечень желаний нарисовался»? Упустила я свое счастье, вот я лох.
— Эй, ты!
Да-да, уже бегу, подумала я и даже ухом не повела. Голос своего мастера я узнала, причем был он какой-то неуверенный. В трех соснах заблудился, бедняжка? А от крика осла он заикаться не начнет?
— Женщины! — завел свою волынку невидимый пока Хьюберт. Что-то тут какие-то некондиционные мужики: Хьюберт вечно ноет, Уркхарт постоянно жрет, Бронко косорукий, король с манией женить всех кого видит, разбойники и Ахринель… То есть бедная королевна, видать, не просто так из всех имеющихся зол выбрала наименьшее?
А Хьюберт ей все матримониальные планы поломал. Все мужики козлы. Все, без исключения, причем со стороны это как-то даже видней!
— Девушки, между прочим, — поправила я, уже понемногу приходя в себя. Разбойники исчезли, Ахринель тоже. Будет считать первое — опытом, второе — глюком. А потом до меня дошло, что сейчас Хьюберт увидит раскуроченную телегу и орать будет громче осла.
Славный рыцарь Ртишвельский показался на своем скакуне из кустов и вид имел…
— Мастер? — растерянно спросила я. — Мы что, в монастырь уходим?
Так-то по логике вещей самое оно после бегства из-под венца. Мне, впрочем, монастырь тоже нравился как идея, там же привычная мне и любимая работа: огород, скотина, и никто насильно меня в монашки же не потащит? Или?..
Хьюберт поправил монашеское одеяние. Это он заблаговременно, чтобы его силком не свели под венец? Или у него какие-то свои соображения маскировки?
Ряса была ему велика, рукава мешались, капюшон наползал на физиономию, и ради разговора со мной Хьюберт снизошел до того, что стащил его с головы. А может, ему просто ни черта не было видно.
— Мастер, а где вы эту одежду взяли? — спросила я. Ожидаемо Хьюберт мне не ответил, а у меня нарисовались варианты: отжал, спер, обменял на что-нибудь. Денег-то у него все равно нет, а Уркхарт вечно финансировать его не будет. — Мастер, а как же ваш доспех? Который я кузнецу заказала?
