Пролог
Начало 2000-х годов, провинциальный город Верена
Две девочки лет десяти ехали в полупустом автобусе из запретного города, закрытого от внешнего мира. Казалось, они не замечали ничего вокруг. Одна с задумчивым видом рисовала странное место: не то цитадель, не то монастырь, не то замок. Другая читала книгу, изредка поднимая на сверстницу невидящий взгляд. Обе были одеты в почти одинаковые джинсовые комбинезоны, и больше ничем не походили друг на друга. Они учились вместе, но не дружили и встретились только потому, что больше играть было не с кем.
Невысокая Эля занималась в музыкальной школе по классу духовых. Ее любимым инструментом была деревянная блок-флейта. Два коротких хвостика, темно-зеленые глаза и вечная неуклюжесть — так в трех словах описывали эту девочку.
Вторая, дочь известных родителей, Инна, носила две светлые косы, настолько длинные, что у каждого мальчишки возникало непреодолимое желание дернуть за них. Девочка только вздыхала и закрывалась от мира книгой.
— Ты опять толкнула меня локтем, — произнесла она с недовольным видом. — Как вообще можно что-то рисовать в автобусе?
— Злюка ты, Иней, — хихикнула ее соседка. — Читаешь непонятно что…
— «Непонятно что», — передразнила блондинка. — Это братья Стругацкие.
— Скучная ты!
— А ты — глупая! Кто вчера три с минусом получил по математике?
— Ха! Да я всего-то две ошибки сделала, — Эля обиженно поджала губы.
Иней хотела примирительно сказать, что к Элизе и вправду учителя относятся предвзято, что две ошибки — твердая четверка, а не три с минусом, но не успела…
Это был странный день межвременья, когда зима закончилась, а весна еще не началась. День, когда решается, каким будет лето. День, когда можно сделать выбор. Понять, в какую сторону идти и что делать дальше.
И они его сделали.
Внезапно обе девочки почувствовали тупой животный страх. Иней подняла глаза от книги и едва сдержала крик. Перед ней стоял человек с мешком на голове и протягивал вперед скрюченные пальцы. Инна закрыла глаза, надеясь, что жуткое явление сейчас исчезнет. Эля свернулась в комочек и сжала кулаки.
— Езжай, миленький, бесплатно, — сказала сердобольная кондукторша. И шепотом: — Что же с твоим лицом-то сделали? Показал бы… Обгорел, да? А может, это они, поутри тебя изуродовали? Ты ходил в Заповедные леса? Шаолинь искал?
Существо опустилось на место как раз напротив девочек. Часто и прерывисто задышало.
— Я его сейчас ударю, — вдруг прошипела Эля в порыве бессильной злобы.
От чудовища несло кислятиной.
— Замолчи и закрой глаза, — ответила Иней, борясь с подступившей тошнотой.
— Мне жутко. Все пассажиры вышли, только чтобы не ехать с ним. Я его ударю.
— Он слеп, он нас не видит. Главное — закрыть глаза, главное — не смотреть и ждать.
— Безглазый… Я все равно его ударю или умру от страха, — простонала Эля.
— Это не поможет. Закрой глаза и дай мне руку.
Эля послушалась и затаила дыхание. Она уже знала, что Иней станет лучшим другом, ведь совместно пережитый страх сплачивает.
— Конечная, — сообщила кондуктор, и девочки открыли глаза.
Они вышли из автобуса и вдохнули свежий воздух.
— Как будто сама смерть за нами приходила, — тихо сказала Иней. — А что ты рисовала?
Эля разгладила смятый листок:
— Шаолинь. Мне кажется, это место, где каждый находит свое счастье. Именно свое. Оно ведь у каждого разное.
— Забудь это место… Учи математику, — вскинулась Иней.
— Никогда! Во что же еще верить?
— Я тоже думаю о странном замке. Но где он? Наверное, в Заповедном лесу, населенном карликами. Пойдем туда вместе, когда вырастем.
— Для этого мы должны стать друзьями.
Девочки присели на корточки, взяли друг друга за руки и зашептали:
— Мы найдем свой Шаолинь!
— Не боимся ничего!
— Мы приедем в Шаолинь!
— Будем вместе навсегда! В Шаолинь и навсегда.
Пятнадцать лет спустя. Иней
Снег падал вперемешку с дождем и хлестко бил по лицу. Вдалеке послышался шум поезда, который аккуратно огибал запретную зону. Сырой воздух пахнул углем и тайной, въевшейся намертво в это странное место.
Обычный мартовский день. Но не для меня.
Ёрш стоял у решетки, боясь поднять руку и прикоснуться ко мне. Многие-многие километры стены с колючей проволокой. Интересно, кого они защищают?
Снег больно бьет в лицо. Мы молчим. Трудно быть первой.
— Спаси меня…
— Почему ты не вышла к проходной?
— Не хочу видеть их лица.
— А если патруль…
— Будут стрелять на поражение. Тебе страшно?
— Наверное, нет.
Я дотрагиваюсь до стены и режу руку. Не для того, чтобы шокировать или напугать еще больше, просто хочу от него действия:
— У нас есть еще минут пятнадцать до завершения обхода. Но если ты не поможешь, то я начну кричать. Поверь, КПП рядом, прибегут быстро. Не застрелят, не бойся. Просто под белы рученьки и в ФСБ, а там тебе припишут попытку незаконного проникновения на территорию засекречнного объекта.
Ёрш меняется в лице:
— Сучка…
— Помоги мне отсюда выбраться.
— Ты не в тюрьме. И можешь свободно уехать, — пожимает плечами сталкер.
— Если б могла, ни минуты здесь не осталась и забыла бы все, как страшный сон. Но как? Убить Френда? Я всегда была пацифисткой.
Мой собеседник смотрит насмешливо и грустно:
— Ты так и не поняла, так и не поняла, что главная тюрьма — у тебя в душе.
Я уже слышу шаги патруля.
— Помоги мне!
— Ты — сама себе тюремщик. Сломай эту стену.
— Нас сейчас убьют!
Расцарапывая руки в кровь, Ёрш передает мне записку сквозь стену.
— Вали отсюда! Бегом! Они близко.
Но он все-таки пытается пожать мне руку.
Я бегу, пока силы не заканчиваются. Вот уже жилые дома, магазины, клубы, больницы. Моя персональная тюрьма площадью в сто пятьдесят квадратных километров.
Я падаю в снег и, захлебываясь смехом, читаю записку.
Солнце выходит из-за туч. Снег перестает идти. Поезд ушел к своей судьбе. И даже дышать уже легче, ведь наступает весна. Я делаю выбор.
