— Да тебя просто привлекает ее сексуальность. Как и всех. Никто не видит личности Инея, ее доброты, сострадания к людям.
Маша долго молчала. Но потом неохотно сказала, что не станет искать встречи с девушкой.
И она сдержала свое обещание. Да только Иней, обжегшись на связи с фсбшником, хотела доказать всему миру свою толерантность. Почти сразу после их поцелуя она подарила Маше букет желтых хризантем.
— Может, сходим куда-нибудь вместе? — предложила Иней. — Можно втроем. И Элю возьмем с собой.
— Не надо. Тебе не понравится со мной, — тихо ответила Маша. — Давай просто станем встречаться пару раз в неделю, я буду обнимать и целовать тебя. И отдам тебе свое тепло.
Иней согласилась. Она получила то, что хотела. Поцелуи на пешеходном переходе, когда возмущенные водители стучат пальцем в стекло. Поцелуи на чертовом колесе. И ошарашенные взгляды мам с детьми. Поцелуи в секс-шопе. Поцелуи в кино на последнем ряду. И главное, поцелуи перед Кешей и Гошей.
А однажды Иней пожала Маше руку и тихо сказала «спасибо». Она получила свою дозу нежности и тактильных ощущений. И стала еще красивее. И еще сильнее подавляла людей своей внешностью. Он могла бы получить все, чего захотела, всего лишь распустив волосы. Двухпалобную яхту, звезду с неба, ключи от запретного города Краснокрестецка, ядерную кнопку.
Впрочем, это было уже не важно. Потому что потом она встретила Ерша…
26
Я по-прежнему не делала никаких успехов на тренировках. Но что-то во мне изменилось: не было больше той робости, которой я отличалась в «Бастионе». Да и не до стеснительности, когда ты стоишь на улице с закрытыми глазами и из последних сил двигаешь границу светлой зоны. Пот градом, голова кружится от напряжения, немного подташнивает. И единственное желание — не упасть в обморок. Зато обожаемый тренер держит тебя за руку.
Я разработала целый план обольщения Бранимира. Мне понадобились все мои актерские способности, но недаром я была участницей ролевой игры. Прошел месяц с тех пор, как я начала занятия славяно-горицкой борьбой, и уже успела выучить несколько ударов и защит. Я упросила своего тренера устроить спарринг.
Мы надели перчатки, щитки на ноги, и началось… Несколько ударов я кое-как отразила, а потом разогревшийся Бранимир вставил мне так, что даже притворяться не пришлось: я упала и свернулась в клубок, плача от боли. Мой тренер всполошился. Он крепко обнял меня и стал гладить по голове. Боль сразу прошла. Я обхватил руками шею Бранимира и поцеловала его прямо на виду у одноклубников. Радомировцы проявили неслыханный такт и даже не стали на нас пялиться.
Бранимир помог мне подняться и, как ни в чем не бывало, стал объяснять технику боев. Я делала вид, что внимательно слушаю, а сама думала о том, как хочу своего тренера. В боевых искусствах много сексуальности. Для того, чтобы выполнить бросок, надо подойти сзади к противнику, вплотную прижаться к нему, вывернуть его кисти и уронить, поддерживая. А потом Бранимир снял рубашку, и я вообще перестала думать о тренировке, почти обнимая его тело.
Прошла еще неделя. Мне стало казаться, что наш поцелуй после спарринга — лишь случайность. Но однажды Бранимир обнял меня: я училась подтягиваться, а вернее просто висела на перекладине, производя смешные движения руками. Наконец, устала, но тут меня обуял страх высоты, я беспомощно барахталась и орала на весь зал.
Подошел тренер и легко снял с перекладины, но вместо того, чтобы отпустить, крепко обнял. Я боялась дышать и не шевелилась. Он обнял меня еще сильнее и сказал:
— Трусишка ты, а не боец. Заяц, заинька… Останься после тренировки.
Стоит ли говорить, что я едва выдержала время до конца занятий. А потом парень взял меня за руку, и мы пошли через мост. Я смотрела на реку и оттягивала, в то же время желая, наш разговор. Наконец, Бранимир сказал:
— Эля…Что же мы делаем, я — твой тренер, а ты — моя ученица. Мы не можем быть вместе, это неестественно и противозаконно.
— О чем ты? — воскликнула я. — Владимир и Яр переспали с половиной девушек из нашего клуба. И никто их не осуждает.
— Эля, ты не понимаешь… Есть секс, а есть — любовь. И бойцы не могут друг друга любить, мы можем быть товарищами, можем спать друг с другом — и только.
— Меня не волнует эта двойная мораль. Я хочу одного: быть с тобой.
— А как же разница в возрасте? Мне уже двадцать восемь, а тебе всего девятнадцать лет. Я — простой тренер, а ты — особенная, одаренная. И однажды изменишь судьбу многих.
— Хватит меня мучить! — я положила руку ему на грудь. Погладила вышивку. — Если ты ничего ко мне не чувствуешь, так и скажи.
— Я тебя люблю. И даже очень. Но мы бойцы… Мы не можем быть вместе… Это неестественно…
— Так пусть у нас будет неестественная, незаконная и неправильная любовь. Пусть весь мир боевых искусств осудит нас. Пусть… Я готова пойти против всех.
— Хорошо, Эля. Будь по-твоему. — Он надел на мою шею символ коловрата — украшение из кованого железа.
И поцеловал.
Его губы были холодны, как лед.
Я не смогла их согреть.
И тогда я скрестила за спиной пальцы, дав лживую клятву любить Бранимира до конца жизни.
Тот кивнул с серьезным видом:
— Клянусь Тьмой, ты моя перед богами и перед людьми. Клянусь Тьмой, я буду с тобой столько, сколько смогу. Мы расстанемся, или вместе уйдем во Тьму. Перун — свидетель моим словам. Только не пожалей о своем решении, Элиза.
А я не жалела. Мне хотелось плакать, смеяться, петь и ударить его. И не было никого счастливее в тот весенний день.
27
Наши тренировки продолжались, и Бранимир не давал мне поблажки, гоняя по полной. Груша стала моей лучшей подругой, а пиво — лучшим другом. В клубе постоянно что-то отмечали: то чьи-то именины, то день программиста, то праздник Джеки Чана. Повод выпить находился всегда.
Каждый четверг мы праздновали День Перуна: пили водку, мешая ее с пивом. После этого радомировцам полагалось заняться любовью с женщиной. К их чести скажу, что они никогда не приставали к девушкам из клуба, скорее уж Великоруса, Маша и Всеслава висли на сильных и накачанных парнях.
А после тренировок Бранимир чуть ли не за руку отводил меня к светлым зонам. Мы вставали по разные стороны, я закрывала глаза, поднимала руки ладонями вверх и раздвигала границы. Как это получалось? Я всего лишь представляла серебряный фонтан, который проливается из солнечного сплетения и пробивает линии. Не скажу, что это легко. Но счастливое лицо любимого мужчины искупало все неудобства и мучения.
Меня постоянно тошнило. Я подумала, что беременна и с ужасом сказала об этом своему тренеру. Тот искренне обрадовался. Он мечтал о сыне Бориславе. Но мои подозрения не оправдались. Тошнота была реакцией моего организма на жесткие тренировки и неумеренное употребление алкоголя. А также на бесконечные эксперименты со светлыми зонами. Вовсе не безобидные.
