Возможно, все началось тогда, в моем деревенском детстве?
В селах, подобных нашим Красным Холмам, было немало заброшенных домов. Одну улицу мы прозвали «Мертвой», потому что там никто не жил. Покосившиеся избушки, заброшенные огороды, двор, заросший крапивой… В одном из таких жилищ мы устроили свой штаб. С этого, все, наверное, и началось… А впрочем, буду рассказывать по порядку.
Стены Дома с большой буквы, как мы его называли, украшали модных плакаты групп и портреты жильцов. Особенно мне нравилось смотреть на молодого парня в солдатской шинели. Сохранилась и железная кровать, на которой могли уместиться шестеро шаловливых ребятишек. А на печке, уже достигнув пятнадцати лет, мы играли в карты на поцелуи. Проиграть хотели все!
В этом Доме мы обменивались игрушками из Киндер Сюрпризов, делились друг с другом жвачкой Love is… и рассказывали секреты, кто в кого влюблен. Любовь, свадьба и секс волновали детские умы уже с девятилетнего возраста. Но дело не в испорченности. Просто мы старались хоть ненадолго забыть о вечном страхе. О страхе перед потусторонним. Ведь пока еще не обрели равнодушие взрослых, озабоченных работой, браком, ипотекой и прочими проблемами.
Помню, как играли свадьбу с последующей брачной ночью. Понарошку, конечно. Помню мост через реку, на котором танцевала, завернувшись в занавески. И этот пьянящий теплый запах летней ночи и стрекот кузнечиков.
Вот тогда во мне и пробудилась тяга ко всему заброшенному и покинутому. Забытому, не нужному людям. Танцуя летней ночью, я почувствовала жалость, кольнувшую в сердце. Жалость к старинной железной кровати, которую больше никто не застелет свежим покрывалом. И к портрету солдата, уже полвека лежавшего в сырой земле. А через несколько лет, движимая этим чувством, я стану сталкером.
В городе гулять допоздна друзьям обычно не разрешали. Все-таки лихие девяностые, бандиты, похищения и перестрелки. Мои родители особенно не обращали на это внимания, и я могла являться домой, когда вздумается. Они сами иногда приходили ближе к утру, считая, что это учит меня быть самостоятельной и независимой. Другое оправдание: профессия заставляет. Что ж, журналисты — элита, избранные.
А вот Элины родители были более заботливыми. С ранних лет они отдали ее в музыкальную школу и стремились всячески развивать. У них в роду было немало музыкантов и певцов.
Училась Эля средне. Пять, четыре, три и еще раз три. Это был как раз тот случай, когда внешняя привлекательность оборачивается против человека. Хорошенькой Элюшке всегда занижали оценки, да и вообще учителя всегда отзывались о ней как о девочке недалекой. Хотя, несомненно, моя подруга была самой способной в классе. Сложнейшую задачу по алгебре она решала за пять минут, в сочинениях высказывала очень глубокие мысли, неплохо разбиралась в физике и химии.
Но часто Эля сидела на уроках с отсутствующим выражением, которое делало ее похожей на умственно отсталую. Наверное, в этот момент она мечтала о Шаолине. Учитель смотрел на ее миловидное личико и недрогнувшей рукой выводил три. Потом Элюня блистательно писала контрольную на твердую пять.
И педагог, призадумавшись, выводил среднее арифметическое — четверку. Не давалась ей только физкультура — Элюшка просто славилась своей неловкостью. Уже через три минуты бега она переходила на шаг. На прыжках в длину умудрялась упасть и ушибить локоть. А однажды даже заехала сама себе мячом в лоб. Каждый урок физкультуры оборачивался для бедняжки синяками и травмами.
Тогда никто и подумать не мог, что через много-много лет эта девочка станет на путь воина и будет показывать чудеса, которые можно увидеть разве что в восточных фильмах о кунг-фу.
Скажу честно, меня в школе, наоборот, переоценивали. Возможно, потому, что считали чуть ли не беспризорницей при обеспеченных родителях. Я умела только писать сочинения, а по математике была слаба…Спасибо зеленоглазой Эле, с которой мы сидели за одной партой. Она решала за двоих. Если я делала четыре(!) ошибки, мне ставили пять с минусом, Эля же за одну помарку получала четыре с минусом. Впрочем, это не мешало нам оставаться близкими подругами вплоть до шестнадцатилетия. Но я опять забегаю вперед.
Хоть мы и учились в одном классе, дружить стали не сразу. Потребовалось нечто странное, чтобы это произошло. Однажды, слоняясь по двору, я встретила Элю, которой также нечем было заняться.
— Пошли в лес, — предложила она.
— Я с тобой не дружу! Ты — глупая.
— Ну и гуляй одна! Остальные-то на дачу уехали.
Девочка побежала к турнику, но, запнувшись, упала. «Как можно быть такой», — мелькнуло у меня в голове. Тогда я еще не знала, что придет время, и Эля станет нечеловечески ловкой.
Я подошла ближе и взглянула в ее зеленые глаза. На миг они стали по-взрослому обреченными:
— Упала уже во второй раз. А что еще будет…
— Ладно, только не плачь. Пойдем на родник, воды попьем!
— Тот, который на горе в Заповедном лесу? Но нам же не разрешают…
— Да нет же, трусишка. Пойдем в противоположную сторону.
Гуляли мы долго, совершенно позабыв о времени. Сначала выпили ключевой воды, затем поиграли у железной дороги. Неожиданно лес кончился, и мы вышли к стене с колючей проволокой.
— Пойдем и разузнаем, что там, — предложила более смелая Эля.
Мне стало страшно:
— Нет, Элюнь, не пойдем. У меня плохие предчувствия.
— Трусиха! А вот догони!
Я побежала за ней. Вскоре мы увидели ворота, в которые заезжали автобусы, и калитку для людей.
— Айда за ними! — засмеялась бесшабашная подруга.
Подойдя поближе, мы увидели башни из красного кирпича. Смешавшись с толпой, спокойно вошли в ворота.
— Эй, девочки, а пропуска? — спросил нас молодой солдатик.
— О чем вы? Мы заблудились, — жалобно сказала Эля.
Но военнослужащий смотрел только на меня. Так, что я опустила взгляд.
— Я сейчас позову коменданта, — тихо сказал он, — это моя обязанность.
Я посмотрела ему прямо в глаза:
— Это тюрьма?
— О, нет, хуже. Это город, запретный город. Вы не должны здесь находиться. Я обязан…
— Нет, не обязаны. Мы всего лишь дети, и мы заблудились.
Теперь я, не отрываясь, смотрела ему в глаза. Разноцветные глаза — карий и зеленый.
Солдатик вздохнул. Он был хрупким и грустным.
— Я дам вам денег на автобус. Только уходите быстрее. Обход скоро. Будут стрелять. И… — он не договорил.
— Спасибо, — я протянула ему руку и крепко пожала, — простите, как мы можем попасть в этот город?
Неожиданно он засмеялся:
— Есть два пути. Ты становишься высококлассным специалистом в ядерной физике. И приезжаешь на работу. А второй путь, если ты не в ладах с точными науками — полюбить одного из нас. Сильно полюбить. И выйти замуж. Я надеюсь, девочка, что так будет у тебя…
