— Но, Иней…
— Что, Иней?
— Там же работает твой муж.
— Муж объелся груш. Я свою жизнь сломала, чтоб побывать в засекреченном месте! У меня панические атаки каждый день и вообще все плохо! Но я добилась того, чего никто не смог, а вы мне тут говорите, что фото не такое. Да пошли вы все, кроты доморощенные.
— Инна, стой! — крикнул Ёрш, но я его не слушала, а бросила им в лицо снимки и выбежала на улицу.
Вскоре мне стало грустно и стыдно. До чего же я дошла только через месяц жизни в Краснокрестецке? А что же будет через год? Я взорву проходную или пристрелю охрану.
— Круто ты их взбодрила, Иней. Так держать! — меня догонял Асмодей.
— Я ужасно себя вела. Надо вернуться и извиниться. Совсем ум за разум зашел с этим ЗАТО.
— Ты все сделала правильно. Это не сталкеры, а сборище бездельников, способных только на ненависть и зависть к чужим успехам. Забудь про них.
— Мне все равно, пусть говорят, что хотят. Но Ёрш, мой любимый мужчина, почему он меня не поддержал?
— Потому что он тебя не любит.
— Ты прав, моя судьба — это ЗАТО и Френд.
— Зато у тебя есть Френд, — скаламбурил Асмодей.
— А ты любишь меня?
— Нет. Я хочу с тобой переспать. Ты, Иней, чертовски красивая молодая женщина.
Я сделала вид, что не поняла:
— Хочешь, я уйду от Френда и уеду из ЗАТО?
Сталкер остановился и взял мое лицо в ладони:
— Я этого не хочу. Ты вытянула выигрышную карту, Иннушка. И… я даже переспать с тобой не могу. Френд слишком хороший мужик.
— Ты за него и против меня?
— Да нет же. Как же я виноват перед тобой, прости, Иней. Если бы не твоя двойственность, если бы не твоя сумасшедшая двойственность. Да плевать после нее на твою ненормальную красоту.
Я испугалась:
— Что ты несешь? Пива перепил? Ас-мо-дей! Какая к черту двойственность?
— Извини. Не будем об этом. Ты еще придешь к этим горе-сталкерам? Приходи, порадуй твоих преданных обожателей.
— Ой, не напоминай мне о них. Так стыдно за этот дебош. У меня совсем тормоза отказали. Это Краснокрестецк так влияет. Странный город. В нем нет ни единой светлой зоны. И, как мне кажется, поселилось истинное зло.
— Понимаю. Дыма без огня ведь не бывает, а о ЗАТО много слухов ходит.
— Не хочу хвастаться, но я всегда нравилась людям. Даже у девушек вызывала не зависть, а интерес и симпатию.
— Еще бы. Странно было бы иметь такую внешность и не иметь власти над людьми, — вставил Асмодей.
— Вот я о том и говорю. Мне всегда было достаточно поулыбаться, похлопать ресницами — и люди бросались выполнять любые желания. А жители Краснокрестецка испытывают ко мне сильную неприязнь. Даже нет, они меня ненавидят. За что?
— Не в тебе дело. Просто «секретники» славятся своим сложным характером и нелюбовью к чужакам. Но уверен, что скоро они привыкнут и будут просто обожать тебя.
Переговариваясь о том и о сем, мы дошли до остановки, с которой можно было доехать до Краснокрестецка. Асмодей был настоящим антидепрессантом, и через пять минут я уже вовсю смеялась над его прибаутками. Он посадил меня на автобус и нежно поцеловал в щеку. На секунду стало грустно: лучше уж Асмодей, чем Френд, но я отогнала это неприятное чувство усилием воли.
Приехала я уже затемно. Совершенно спокойно вышла из автобуса и… И началось. Паническая атака. Едва я увидела колючую проволоку и ворота контрольно-пропускного пункта, как небо поплыло, и я упала на землю. Жители города проходили мимо, смотря на меня вовсе не с удивлением, а с пониманием и… странным торжеством.
А я умирала. Безумно болела голова, в боку кололо, слезы застилали глаза.
— Не хочу так, как животное подыхать…
Люди спокойно заходили в ворота, улыбаясь, показывали пропуски. Все они были в сто раз выше меня по уровню значимости. Они — свои, я — чужая. И неважно, что в этом городе совсем нет света и воняет мертвечиной. Не хочу умереть от дикой боли, глядя на эту отвратительную проволоку! Гигантским усилием я перевернулась, заставив себя не смотреть в сторону Краснокрестецка. Сразу стало легче. Я даже смогла позвонить Кеше и кратко объяснить, в чем дело.
— Мама, помоги мне.
— Ты просто истеричка. Заканчивай эту комедию. Вставай и готовь мужу ужин. А я-то думала, избавилась от любимой доченьки — замуж выдала.
— Мама, пожалуйста, — от боли я снова произнесла давно забытое слово, но Кеша отсоединилась.
— Вот сука, — выругалась я и решила набрать номер Гоши, но вместо него позвонила Френду. Тот приехал сразу, взял меня на руки и внес в такси. Всю дорогу мы молчали. Меня сильно тошнило и говорить было тяжело.
Дома стало гораздо лучше. Я приняла горячий душ и распаренная сидела на кухне. Френд налил мне коньяка и, наконец, заговорил:
— Я знаю, каково это. У меня тоже были постоянные панические атаки после Чеченской войны. Смешно. Я — представитель «мертвого поколения», а ты — дитя девяностых. У меня поехала крыша, потому что не давали жить они — покойники. До сих пор стоят передо мной с окровавленными лицами. И я нашел себе спасение в ЗАТО. Только за колючей проволокой они не приходят ко мне. Забор их не пускает! А ты, наоборот, боишься Краснокрестецка! Почему? Да это самое безопасное место на Земле.
— Ты веришь, что я не притворяюсь?
— Такое сыграть невозможно. Если еще раз станет плохо, пойдем к психиатру.
— Мы — антиподы. Ты боишься окружающего мира и прячешься в ЗАТО, а я страдаю гипертрофированной клаустрофобией.
Френд крепко обнял меня:
— Это все корректируется, Иней. Ты — еще молода, твоя психика пластична. А я — нет, я уже — мертвец.
— Почему же? У тебя все еще бывают приступы?
— Вот уже пятнадцать лет, как все прошло. Но я болен, потому что не могу жить за пределами Краснокрестецка. Ты не думай, я могу и два месяца путешествовать, и полгода. Но знаешь, как-то неуютно становится… Будто сосет под ложечкой. И кто-то дышит в шею. И я всегда возвращаюсь. Всегда!
— А в Татуре ты б смог жить?
— Конечно, это же земля моего рода. Голос крови зовет меня. Я вижу во сне Татуру, хоть никогда и не был там.
— А если ее возродить? Если осушить водохранилище?
— Ох, Иней, когда же ты поймешь? На дне — страшная пустыня, а не прекрасный город. Выброси его вообще из головы. Давай ты будешь беречься и постараешься полюбить Краснокрестецк. Ты на это способна, поверь. Главное — не волноваться и не нервничать. Возможно, твои приступы — единичное явление. Скоро начнешь ездить на занятия в институт, вернешься в привычную обстановку, и все наладится.
