— Интересное место. Ау, Крылов, помоги нам найти твой фонтан.
— Дай мне еще коньяку, — попросила Ким. — Кажется, мы нашли.
— Вот она, птичка. Ура! Крылов помог. Стой здесь, я позову ребят.
И действительно, фаерщики увидели пересохший фонтан с полуразвалившимися бортиками. От наяд и тритонов не осталось и следа. Но в центре его находилась каменная птица без одного крыла.
— Может, вместе сходим?
— Да я быстро, — улыбнулся Чайна и исчез.
Ким вдруг стало душно и очень-очень нехорошо. Она готова была заплакать, сидя у погибшего фонтана.
На мгновение она закрыла глаза, а когда открыла, увидела страшное:
Фонтан был полон жизни. Он лил и бурлил, достигая двухметровой высоты. Птица была совершенно целой и выкрашенной в голубой цвет, бортики тоже радовали взгляд свежестью. Наяды слали воздушные поцелуи тритонам, а те крепко сжимали свои трезубцы.
«Синяя птица счастья», — подумала Ким.
Фаерщица была готова поклясться, что очутилась в прошлом. Вдруг она увидела девушку лет пятнадцати в простом белом платье, сшитом по моде начала XX века. К ней подошел молодой человек, в котором Ким узнала Ницшеанца.
Как будто ее и не было, собеседники присели на край бортика.
— Это плохое место, — твердо сказала девушка.
Ницшеанец лишь пожал плечами.
Далее они о чем-то беседовали вполголоса. Ким задрожала от животного страха и опустила голову, стараясь не закричать.
— Эй, тебя что, разнесло от двух глотков коньяка? — раздался голос Ингрид.
И Ким впервые в жизни была искренне ей рада.
— Я видела страшное, — не обращая внимания на усмешку Ингрид, сказала фаерщица. — Как будто в прошлое переместилась. Папоротник разросся еще сильнее. Ницшеанцу было, откуда его брать. А фонтан выглядел совершенно новым. Но главное, Ницшеанец был с какой-то девушкой. Совсем юной. Они о чем-то шептались. Но теперь я точно знаю, что клада здесь нет, ведь девушка сказала, что это плохое место.
— А где он в таком случае? И вообще мы приехали, чтобы проверить эту версию. Ты же сама ее придерживалась. А теперь хочешь развернуться и уехать? — пожал плечами Асмодей.
— Нет. Но и что делать дальше, я не знаю.
— Давайте копать, — предложил Чайна. — Все проверим, ведь площадь небольшая, а нас четверо. За час-полтора управимся.
Ребята принялись за работу. И Ким заметила, насколько физический труд изменил их лица. Ингрид расслабилась и выглядела почти миловидной. Заратустра работал с отсутствующим видом. Казалось, ему абсолютно все равно, найдут ли клад или нет. Чайну же труд облагородил, придал изящества его и без того утонченным чертам.
Через полчаса лопата стукнула о железо. В этот момент и саму Ким было не узнать, насколько воодушевленной она была.
— Ты закатишь пир на весь мир, Асмодей. И все мы будем кутить до рассвета.
— Окей, если ты снимешь свою уродскую бесполую одежду и наденешь платье с корсетом и кружевные чулки, — усмехнулся Заратустра.
Но радость оказалась преждевременной. Лопата стукнула о трубу, через которую подавалась вода в фонтан.
— Мы — дураки, — вздохнула Ингрид.
— Давайте работать дальше. Будем еще большими дураками, если уйдем, — сказал Заратустра.
И действительно, через полтора часа фаерщики перекопали всю землю вокруг пересохшего фонтана.
— Выпьем чаю, — предложил Чайна.
Ребята согласились и с понурым видом уселись на край бортика. Через несколько минут на их лицах отразилось удовольствие и безмятежность. Каждый говорил себе: «Не верю я в этот клад, все — выдумки и легенды». Лишь Ким было не по себе. Она ерзала и никак не могла удобно устроиться на бортике.
— И как Крылов здесь сочинял, — воскликнула она. — А художник рисовал. Этот камень мне ужасно мешает. Он шатается.
— И вправду шатается, — согласился подошедший Асмодей. — Эх, ломик бы…
— Вытащишь и так, — сказал Чайна. — Дай-ка, я попробую.
Но в этот момент у Заратустры получилось.
В выемке оказалась небольшая светло-зеленая шкатулка.
— Похоже, что Ким все-таки придется надеть корсет и кружевные чулочки, — одними губами улыбнулся Чайна.
Но сокровищ в шкатулке не оказалось, кроме кольца со странным желтоватым камнем. Ким вспомнила, что видела его на руке одной из дам, изображенных на картине. Еще в шкатулке была записка, написанная красивым витиеватым почерком:
— Те, кто рядом, но не с нами.
Люби их, помни их.
И знай: награда ближе
Всех к тебе.
— Не знал, что Ницшеанец был еще и поэтом, — пробормотал Асмодей.
— Нет, скорее всего, это писала его невеста Аглая, — возразила Ким, присмотревшись внимательнее. — Ой, смотрите тут и на другой стороне что-то есть.
— Опись имущества, которое будет спрятано в тайном месте, — прочитал Заратустра. — Сервиз фарфоровый XX века с золотой каймой на 20 персон.
— Бриллиант на 103 карата, известный как «Падишах».
— Колье изумрудное, изготовленное в начала XIX века.
— Седло и уздечка, украшенные бриллиантами и рубинами.
— Яйца Фаберже — 5 шт. И среди них — «Курочка с сапфирами».
На «курочке» выдержка изменила Асмодею:
— Да пошли вы к чертям! Мы никогда не найдем мое наследство. Нет больше зацепок. Я все детство грезил кладом, поэтому и стал сталкером. Но потом поверил, что он — всего лишь семейная легенда. Я смирился. Я жил. Я лазил по заброшкам и крутил стаффы. А потом пришла Ким и пообещала, что найдет сокровище. И я поверил, что она — медиум, и к ней является призрак Ницшеанца. Ну, куда ты полезла? Зачем растревожила меня? Жить тебе скучно? — фаерщик швырнул записку и побежал к усадьбе.
Ким затрясло, как лихорадке. Она побледнела и трясущимися руками взяла записку.
— Идите к машине, а я поговорю с Асмодеем, — сказал Чайна. — Постараюсь его успокоить.
Ингрид пожала плечами и молча стала собирать инвентарь. Ким сидела, не шевелясь.
— Да это подсказка, — поняла девушка. — Подсказка для родственников и друзей. Тех, кто хорошо знал Ницшеанца.
— Но толку нам с нее? — вздохнула Ингрид. — Я ведь говорила, что этот клад найти невозможно. Но вы не слушали. Эх, мечтатели…
Глава 15
Через несколько дней проходила та самая жесткая тренировка, о которой предупреждал Асмодей. Первое время после поездки в усадьбу он ходил мрачный и даже слышать не хотел про возобновление поисков. Хоть Ким и убеждала, что можно попробовать разгадать подсказку. Но, видимо, Заратустре пришла в голову другая идея, потому что он лишь загадочно улыбался.
