В тот вечер переход между двумя вокзалами выглядел заурядным. Лишь запах мертвечины действовал Ким на нервы:
— Опять кто-то сдох. И куда власти смотрят? Им не до наших проблем. Куда важнее переговоры с поутри, дипломатические соглашения с ведьмами и прочая ерунда.
Вероятно, действие магии прошло, потому что, едва подойдя к фаерщикам, Ким почувствовала неприязнь.
— Привет честной компании. Никого не подожгли еще?
Артисты оставили колкость без внимания. Они даже не взглянули на девушку, занятые упаковкой реквизита.
Лишь Асмодей, застегнув рюкзак, тепло улыбнулся Ким:
— Как ты? Больше не встречала замков в огне и призраков?
Ким начала закипать:
— К счастью, нет. У меня и без них проблем хватает. Ингрид, ты даже не поинтересовалась, как дела у Жени. Зачем ты вообще меня позвала?
— И как же вы жили все эти годы вместе? — усмехнулась ведьма. — Почему Женька остался с тобой? Может, его привлекла твоя лысая башка, а может, сомнительное прошлое? Что же ты сделала, подружка? Совесть не мучает?
— У Еретика до сих пор не работает правая рука, — проникновенно сказала Ким. — Болевой шок. Мы уже столько всего перепробовали. Поменяли немало врачей, даже обращались к экстрасенсам и знахарям. Толку нет! Осталась последняя надежда — отвезти его в Литву. И уже два года я работаю, как мул, по две смены в день в организации, которую ненавижу. Я отдаю Жене всё. И думаю, что заслужила хотя бы разговор по душам.
Ингрид потупила желтые глаза и промолчала.
Ситуацию спас Чайна. Он протянул Ким довольно увесистый термос с чаем и сказал:
— Утро вечера мудренее. Завтра разберетесь с этим вашим Шаолинем и темным прошлым. А пока давайте чайку попьем. Сегодня заварил с облепихой, малиной и ягодой Годжи.
— Годжи? А это что за зверь? — заинтересовался Асмодей.
— Это «ягода долголетия», очень полезная для здоровья.
— Чур, мне первой «годжи», — попросила Ингрид.
Чайна улыбнулся ей в ответ и разлил напиток по маленьким чашечкам, хранившимся в его бездонном рюкзаке.
— Божественно! — прокомментировал Заратустра.
— Да, очень вкусно, — согласилась Ингрид. — А ты мне дашь немного домой?
— Обязательно.
Фаерщики словно забыли о Ким, бессильно сжимавшей кулаки. Но, после чашки чая улыбнулась даже она:
— Какой чудесный вкусовой мираж, но я бы добавила немного хризантемы.
— Хризантема с облепихой? — удивился Асмодей. — Да ты чайный новатор.
— Где-то в пропорции три к одному, — добавила Ким. — А лучше вообще убрать облепиху и малину. Годжи прекрасно сочетается с хризантемой.
— Разбираешься в травах? — спросил Чайна, взглянув на девушку по-новому.
— Немного. Просто очень хотелось помочь моему… моему молодому человеку, Еретику. Я вообще-то мало чем интересуюсь, — скромно ответила Ким. — Коллеги по работе прозвали меня роботеткой. Кстати, Ингрид будет интересно узнать, что наша одноклассница Цеся работает вместе со мной в межрегиональном колл-центре. Она очень изменилась.
— А как изменилась ты, — протянула Ингрид. — Где твои волосы?
— Я их отрезала. Волосы — это, как бы помягче сказать, отходы головы.
Фаерщики засмеялись.
— Предположим, с волосами понятно, — продолжала Ингрид. — А у тебя вообще есть грудь? Или ты мальчик?
— Тебе показать? — Ким взялась за края толстовки.
— Хватит вам уже, — воскликнул Асмодей.
— Ты — не робот, Ким. Ты живее и сильнее многих, — вдруг сказал Чайна.
— Моя жизнь сложилась не самым удачным образом. Спасибо некоторым добрым детям, — пожала плечами девушка.
Ингрид бросила на нее быстрый взгляд, но промолчала и опустила голову. Она вообще редко смотрела кому-либо в глаза.
— Значит, надо разбудить в тебе чувственность, — улыбнулся Асмодей. Но в его улыбке не было и намека на теплоту. — Сделать это можно через любовь или через боль. Любви, уж извини, в нас и самих нет. Мы — люди опасные. Добродушия — еще меньше. А вот боли можем причинить в избытке.
— А вы думаете, я — добрая? — в ответной улыбке Ким прорезалась ирония.
— Как ты относишься к огню?
— Я его боюсь больше всего на свете! — воскликнула Ким. И никто не подозревал, насколько она была искренней в тот момент. — Но стать фаерщицей я бы смогла.
— Наша предыдущая артистка, Подружка Сталкер, к великому прискорбию, вышла замуж и уехала в Сибирь. В коллектив нужна еще одна девушка. Будем рады видеть тебя в команде. Обучим всему, что умеем. Заодно и денег заработаешь на санаторий своему Еретику. За огонь платят и даже хорошо.
— Тогда я уйду! — закричала Ингрид.
— Не уйдешь, — проронил Чайна. — Тебе все это нужно не меньше, чем ей или нам. Только ради огня и стоит жить.
— Я согласна, буду с вами, — быстро сказала Ким. — Может быть, мы вместе найдем смысл жизни.
Чайна улыбнулся и протянул ей руку, но девушка отшатнулась.
— Простите, не предупредила. Я не выношу прикосновений. Не спрашивайте, почему. Ингрид понимает. Пожалуйста, не трогайте меня.
— Огонь будет к тебе прикасаться! И тебе понравится, — мягко сказал Асмодей. — Итак, ты с нами! Поздравляю, девочка. Тебя ждет опасное лето.
Ингрид опустила голову в знак того, что согласна с решением главного.
А Чайна забросил сумку с инвентарем на мощное плечо и махнул рукой:
— Пока, ребятки. Завтра в восемь жду всех на нашей базе.
— Тебе тоже доброй удачи, — кисло сказала Ингрид и прикоснулась к Ким. Едва заметно, но та вздрогнула:
— Я же просила.
— Еретику — привет. Но на мою пламенную дружбу не рассчитывай.
Тем же грациозным движением, как и у Чайны, Ингрид забросила тяжелый рюкзак на спину и ушла в ночь.
— А я и не рассчитываю, — прошептала Ким. — Те времена, когда я хотела стать твоим другом, давно в прошлом.
Оглянувшись, девушка заметила, что осталась одна. Асмодей исчез в неизвестном направлении.
И тогда Ким побежала, задыхаясь от волнения и легкой радости. Она бегала каждый день почти по двенадцать километров на работу и обратно не только ради поддержания формы. Девушка потворствовала своему страху прикосновений, поэтому почти не пользовалась общественным транспортом, где могли случайно задеть или толкнуть. Но в тот раз все было по-другому. Ким душила смесь страха со странной радостью. И всякий раз, когда она закрывала глаза, то видела умное мужское лицо с пляшущими огоньками в глазах.
Ким постаралась как можно тише открыть дверь, но ее сожитель Еретик еще не спал. Любой девушке он бы показался удивительно красивым и милым: «испанское лицо» с небольшой бородкой, теплые карие глаза, белозубая улыбка, от природы спортивное тело и… безвольно висящая правая рука. Она не работала и не чувствовала ничего. «Паралич от болевого шока», — врачи лишь пожимали плечами. Впрочем, Еретик был неплохим программистом и виртуозно печатал левой.
