— Ночью было очень страшно, и ты хотел взять меня за руку. Видят боги, как я ненавижу прикосновения. Но тогда мне почти хотелось почувствовать тебя.
— Прости, что заставил пройти через это. Но другого выхода не было. Духи хотели тебя. Ты — очень сильная и смелая, — вежливо ответил Асмодей. — Скажи честно, мне одному, что-нибудь помнишь? Какие они, духи?
«Ты никогда не узнаешь, что со мной случилось. И кем я стала», — подумала Ким, но вслух ответила:
— Да так.… Вспоминаю. Фрагментами.
— Тогда будем искать недостающие детали. Что может значить загадка призраков.
— В усадьбе есть львы?
— Есть, вернее, были. Скульптуры на фасаде обвалились в прошлом году. Но львы были и в доме моей прабабушки. Охраняли вход в здание. Я их убрал года два назад — у них уже носы откололись.
— Кто такая юница? Может, имелась в виду возлюбленная Ницшеанца?
— Что ты! Георгию в 1905 году было около двадцати пяти лет. А «юница» — это девочка лет четырнадцати-пятнадцати. Не обвиняй моего прадедушку в педофилии.
И вдруг Ким все поняла. Разгадка была настолько простой, что девушка недоверчиво рассмеялась.
— Я знаю, кто такая юница. Твоя прабабушка. Между прочим, ей в 1905 и было четырнадцать лет.
— Точно! Кимушка, какая ты умница, — восхитился Заратустра.
— Опиши мне ее. Возможно, в личности твоей прабабки и спрятан ключ к сокровищу.
— Властная, сильная, деловая. В противоположность мечтателю Ницшеанцу. Я ее в детстве боялся, как огня.
— Твоя прабабушка большую часть жизни прожила в зеленом доме с ротондой. Логично искать клад там.
— Согласен, кстати, и львы там имеются. Я видела в одной из комнат старинный шкаф с камнями в виде львов. Может, в них есть тайная ниша? — предположила Ким.
— Да ты просто гений, — воскликнул Заратустра. — Я этот шкаф по бревнышку разберу.
Вскоре кладоискатели приехали в зеленый дом с ротондой. Некоторое время девушка бесцельно бродила, пытаясь восстановить то знание, которое дали ей призраки.
— Как чувствуешь себя? Мысли проясняются? — спросил Асмодей.
— Все гораздо проще, чем мы думали, — вздохнула Ким. — Но одновременно сложнее. Дело тут не в картинах. Художник изобразил не то место, где был закопан клад, а где был счастлив. В чудесной усадьбе в стиле позднего классицизма. Пусть и совсем недолго длилось это счастье! Крестик в фонтане — случайность. Призраки повели нас по ложному следу.
— Но где же сокровище? — Заратустру буквально трясло от нетерпения.
— Клад мы найдем, — уверила его Ким. — В тебе течет кровь Ницшеанца. А я уже давно ступаю по границе с потусторонним миром. Тогда, в мире духов, твой прадед указал мне на место. Но, кажется, я все забыла, выпив настойку Ингрид.
— Чертова ведьма…
Девушка вышла из спальни бабушки Заратустры и двинулась вглубь дома. В маленькой комнатке она остановилась.
— Это здесь.
Но на этот раз Асмодей усомнился:
— Не может быть. Сосредоточься.
Ким огляделась. В комнате стоял тот самый огромный шкаф, о котором они говорили в машине. На одной его створке располагалось зеркало, другая была украшена резными фигурками львов.
— В шкафу точно ничего нет, — разочарованно протянул Асмодей. — Я тысячу раз залезал в него в детстве. Все надеялся попасть в Нарнию. Видимо, утром я был совсем одурманен, раз поверил тебе. Ладно, давай его откроем.
Они исследовали шкаф, в котором действительно не было ничего, кроме одежды, вышедшей из моды еще полвека назад. Затем простучали каменных львов. И даже осмотрели стоящий рядом фикус в кадке. Бесполезно.
— Может, под полом что-нибудь есть? — спросила Ким. — Я тебе клянусь, что чувствую. Вижу глазами Ницшеанца.
— Ты за кого меня принимаешь? — усмехнулся парень. — За маменькиного сынка, который днями и ночами занимался чистописанием? Нет, я был сорвиголовой и мечтал о карьере диггера. И уж поверь, облазил все укромные уголки в доме и подвале.
— Видно, не все, — пожала плечами Ким. — Красивый шкаф. И очень тяжелый. Старинный?
— Конечно. Ему не меньше ста пятидесяти лет, — похвастался Заратустра.
— Тяжелый. Очень, — задумчиво повторила Ким. — Скажи, когда здесь в последний раз был ремонт?
— Лет десять назад. У моей семьи не водилось особенных денег, и мы поклеили самые простенькие обои. Стой, Ким. На что ты намекаешь? Мы никогда не двигали этот шкаф.
— А теперь давай подвинем, — негромко сказала Ким.
— Мы не сдвинем, — голос Асмодея задрожал. — Придется звать Чайну.
— Справимся, — улыбнулась Ким. — Ты забыл, что я — роботетка, а не кисейная барышня.
— Ты — крутая! — воскликнул Заратустра. — Если поможешь, женюсь на тебе.
Ким притушила блеск в серых глазах:
— Боюсь, что не смогу выполнять супружеские обязанности… Да и мой долг перед Еретиком никто не отменял. Так, хватит болтать, наляжем!
Оба глубоко вздохнули, поднапряглись и все-таки передвинули шкаф. Их взору открылась стена, оклеенная дореволюционными обоями.
Ким заколотило. Она обняла себя руками и вся скукожилась.
— Слава богам, — воскликнул Асмодей. — Кажется, это то, что нам нужно. — Он поднес руку к неровной стене и нежно погладил ее. — Да это дверь, заклеенная обоями… Потайная дверь, ведущая к сокровищам! Не может быть. Я всю жизнь прожил рядом с фамильными сокровищами, которые искал где угодно, но только не в бабушкином доме!
— Подсказка говорила об этом. И расчет Ницшеанца понятен: он слишком любил жизнь, чтобы спрятать клад в подземелье. И никогда бы не закопал золото в фонтане, потому что отличался дальновидностью. А может, еще в 1905 году предчувствовал, что усадьбе осталось жить недолго. Кстати, твоя прабабушка была очень шустрая девочка. Она и помогла все организовать, — усмехнулась Ким, сдирая обои.
Асмодей принес топор и, размахнувшись, вынес заколоченную дверь.
Фаерщики затаили дыхание, безумно боясь, что призраки опять над ними подшутили. Но нет, их взору открылась удивительная картина. Небольшая комнатка полтора на полтора метра была буквально забита старинной утварью, драгоценностями и книгами.
— Да это же бриллиант Султан, который считали утерянным, — простонал Заратустра, глядя на Ким расширившимися глазами.
— Твоя прабабушка была очень шустрой, — повторила Ким. — Истинной сестрой Ницшеанца. Ее я видела тогда у фонтана, а вовсе не Аглаю Феоктистову. А теперь, позволь, я тебя покину. Увидимся вечером, ведь у нас еще выступление. И Тревожный Саббат!
Глаза Асмодея расширились еще больше. Ким захотелось его встряхнуть, чтобы привести в чувство. Но, разумеется, она не могла этого сделать.
