«Страшный Саббат», — тихо сказал кто-то. Девушка выбежала на сцену.
Они с Ингрид крутили горящие веера, а ребята — даббл-стаффы. Ким почти ничего не видела — ни зрителей, ни луну, ни даже Ницшеанца, наблюдавшего за ней. Только огонь, слишком много огня. Затем был номер «Кармен» с горячей испанской музыкой и длинными юбками, которые так легко могли загореться.
Ким выступила безупречно. Никто и никогда не узнал бы в этой порхающей нимфе бесформенное существо среднего рода, роботетку. Она грациозно кружилась с огненными веерами, крутила горящие пои и даже жонглировала факелами. Остальные фаерщики тоже выложились по полной. Темная энергия Саббата горела в них. Ким чувствовала странное возбуждение. Черные тучи сгущались в ее душе. И если б рядом была Иней, то та призналась, что испытывала нечто похожее холодным декабрем, в страшную ночь Красного Самайна.
После выступления фаерщики раскланялись, а Ким даже не нашла в себе сил на улыбку. Она молча складывала реквизит и думала: «Почему я стою на этом пути? Что же случится дальше?»
Вдруг она увидела Ницшеанца. И впервые в жизни ощутила не страх, а животную ненависть. С самого детства они, даже не живые люди, распоряжались ее судьбой.
— Я тебя ненавижу! — закричала девушка.
— Я предполагал это, — улыбнулся призрак. — Но ставки слишком высоки.
— Не хочу быть марионеткой. И не буду я возрождать эту чертову усадьбу. Свою судьбу выберу!
— И какую же? — с интересом спросил Ницшеанец. — Станешь лучшим работником колл-центра? Поступишь учиться на ветеринара? Уйдешь жить в лес? Какая же ты глупая и слабая, Ким! Но я знаю, как изменить тебя…
— Что я сделаю? Для начала пересплю с Асмодеем! — прошипела Ким. — Чтобы только вы исчезли!
— Хорошо. Если ты займешься любовью с моим правнуком, то действительно не сможешь нас видеть. Это твое право и твой выбор, — неожиданно мягко сказал призрак и тут же исчез.
— С кем ты разговариваешь? — спросила Ингрид. — Шла бы лучше домой.
— У меня нет дома, — холодно ответила Ким. — Одна желтоглазая сучка отобрала его. Но не жалко, просто не приставай. Что-то не по себе мне. Тоска грызет и возбуждение.
— Меня тоже, — кивнула Ингрид. — Повторяю, иди домой. Переживи Саббат, Ким! Переживи эту ночь! Я боюсь за тебя!
— Извини за грубость, — натянуто улыбнулась девушка. — Наверное, ты права.
— Спасибо за этот вечер. Ребят! Вы все очень крутые, — сказал подошедший Заратустра. — Организаторы завтра заплатят нам за выступление.
— Может, отметим где-нибудь. Еще только полдесятого, — предложил Чайна. — Не так уж часто Иванов день совпадает с Саббатом.
— У меня планы, надо кое с кем встретиться, — проговорила странно бледная Ингрид.
— И у меня, — усмехнулась Ким.
— А я просто хочу сегодня помедитировать и выпить пуэра, — сообщил Заратустра. — В доме моей любимой покойной бабушки.
Ким показалось, что Заратустра многозначительно взглянул на нее.
Глава 25
Дома девушка приняла душ и переоделась в длинную юбку и блузку с кружевами. Теперь в ней не было больше той жесткой сексуальности Саббата. Только нежность и женственность. Немного поколебавшись, Ким надела и парик. Затем надела наушники и без сил рухнула на диван. Ее била мелкая дрожь.
Никогда Ким не чувствовала себя такой опустошенной. Она изо всех сил прижала наушники руками, стремясь отгородиться от действительности. И зазвучала песня:
Не ведьма, не колдунья
Ко мне явилась в дом,
Не в пору полнолунья,
А летним, ясным днем…
«Обычно на рассвете
Я прихожу, во сне,
Но все не так на этот раз…» —
Она сказала мне
«Усталость, ненависть и боль,
Безумья темный страх…
Ты держишь целый ад земной
Как небо, на плечах!
Любой из вас безумен —
В любви и на войне,
Но жизнь — не звук, чтоб обрывать…», —
Она сказала мне
… Там, высоко — нет никого
Там также одиноко, как и здесь
Там, высоко — бег облаков
К погасшей много лет назад звезде
«Пока ты жив, не умирай,
На этот мир взгляни —
У многих здесь душа мертва,
Они мертвы внутри!
Но ходят и смеются,
Не зная, что их нет…
Не торопи свой смертный час», —
Она пропела мне
«Сбежать от жизни можно
От смерти — никогда.
Сама жизнь крылья сложит
И я вернусь сюда…»
Не ведьма, не колдунья
Явилась в дом ко мне,
А летним днем испить воды
Зашла случайно смерть.
А на последних отзвуках мелодии в старинном трюмо отразилась зеленовато-бледная девушка, Аглая Феоктистова. Ким так привыкла к потустороннему в своей жизни, что даже не вздрогнула. Она лишь закусила нижнюю губу до крови.
— Привет, Аглая. Скажи правду хоть раз. Могу ли я не пережить этот Саббат?
— Если Тьма окажется сильнее Заратустры, если в Инее и Эле слишком мало света, ты погибнешь.
— Пошла к черту! — Ким со всей силы ударила кулаком по зеркалу.
— Ты знаешь, как мы умерли? — резко спросила Аглая.
Ким неопределенно пожала плечами.
— Погибли от холода на одном из Тибетских перевалов. Я вот не хотела искать Шаолинь, потому что всегда знала, что он в каждом из нас. Но Ницшеанец был помешан на этой идее. Я любила его, Ким. И ты любишь Асмодея. Но всегда ли выбор в пользу любви и собственных интересов — самый правильный? Мы так и не нашли свой Шаолинь. Мы погибли! Но мы стали призраками, способными влиять на события. Знаешь, Ницшеанец за сто лет утратил всякую человечность. Он устремлен к цели. А я… Я всего лишь хочу дать тебе выбор. Знаешь, бывает момент, когда даже обычный человек способен совершить великое!
— Что тебе нужно? Мы ведь уже все решили. Вернее, вы с Ницшеанцем решили за меня.
— Никто ничего не решил, — печально покачала головой призрачная девушка. — Я не согласна с Георгием. У тебя должен быть выбор.
— Я его уже сделала, когда умирала, и Чайна делал мне массаж сердца. А мои слова на выступлении не значат ничего.
— И все же выбор у тебя есть, — спокойно продолжила Аглая. — Если ты сейчас откажешься от всего… Если спрячешься под одеялом и закроешь глаза, то Тревожный Саббат не настигнет тебя. Мы оставим тебя в покое, обещаю! Ты проживешь обычную жизнь и, возможно, будешь с Заратустрой. Ты же любишь его, я знаю.
