Всадники рысью двинулись на запад. Клеменс, разглядывая дорогу, ехала впереди, за ней Сабина с Манон, замыкал кавалькаду Алексей.
Они миновали равнинную местность, и дорога запетляла в горах. Здесь проще было затеряться, и все расслабились: похоже, первая часть побега удалась.
Сабина тоже облегченно выдохнула и мысленно поблагодарила Алексея.
Он основательно продумал каждую деталь и виртуозно всё исполнил. Интересно, все ли новгородцы обладают такой же недюжинной смекалкой?
Его идея притвориться любовниками и вправду очень им помогла. По злорадной ухмылке и скользким намекам Хайфы Сабина сразу поняла, что слуги быстро донесли хозяйке о ее частых визитах в комнату Алексея. И последние сомнения в вероломстве сарацинки отпали: та намеренно ссорила ее с супругом, и еще неизвестно, что наплел гонец Габриэлю, когда был в Константинополе. Прежде Сабину мучила совесть: как бы то ни было, Хайфа фактически вытащила ее с того света после тяжелых родов, а их побег ставил сарацинку под удар. Но, поразмыслив, виконтесса решила, что Малик не решится на физическую расправу с тетушкой, которую очень уважали в Дамаске. За год Сабина убедилась в этом.
Они с Алексеем почти месяц изображали пылких влюбленных, а вчера подвернулся тот самый случай, которого они ждали. У Малика недавно родился долгожданный сын, и в его доме готовился большой праздник - хитан
[139]. На торжество съехались все родственники, в том числе приехала младшая сестра Малика - Гайда. Хайфа давно не видела племянницу, заменившую ей когда-то близкую подругу, и заявила, что пробудет в доме Малика два дня.
Алексей с раннего утра, еще до ухода Хайфы, с шумным усердием принялся готовиться к ночи любви. Он попросил служанку принести к вечеру в комнаты, занимаемые Сабиной, много хорошего вина, сладостей, а своему личному слуге-евнуху смущенно признался, что намерен подольше задержаться у франкской женщины, поэтому попросил того ночь и утро следующего дня посторожить двери и никого не впускать ни под каким предлогом. Слугам велели хранить поручение в тайне, но оба, разумеется, тут же донесли обо всем хозяйке дома.
Хайфа довольно потерла руки: теперь Джибраилу и доказывать ничего не надо, вся прислуга в доме знает о любовных шашнях его супруги. Со спокойным сердцем хозяйка ушла на праздник к Малику, приказав своим людям неукоснительно выполнять просьбы Алексея.
После ухода Хайфы новгородец тайком провел в дом нищенку с грудным младенцем. Он приметил ее пару недель назад, когда она пыталась продать ребенка, накормил ее и пообещал дать денег, если она согласится два дня - когда скажут - пожить в одном доме. До поры до времени Алексей прятал ее и малыша на захудалом постоялом дворе. Наплел что-то о трагической любви, но нищенку не интересовало ничего, кроме ежедневного куска хлеба и обещанного мешочка с серебряными монетами.
- Если не будет слышно младенческого плача, слуги могут всполошиться, - объяснил Алексей Сабине, - а так я в ваших комнатах, а ребенок время от времени плачет - все в порядке.
После полудня Манон и Клеменс, накинув на головы плотные покрывала, вышли прогуляться по городу и к вечеру «забыли» вернуться. Однако чужих служанок никто не хватился: домашние слуги, освободившись на краткий миг от пристального наблюдения Хайфы, спешили устроить личные дела и выполняли свои обязанности спустя рукава.
Манон и Клеменс в заранее оговоренном месте забрали у Алексея сундук с детской одеждой и частицей Креста. Находчивый новгородец в открытую вынес его из дома, громко сокрушаясь, что набьет мастеру морду за негодный товар: и полгода не прошло, а краска уже облупилась. Охранник в дверях даже не удосужился заглянуть внутрь сундука. К вечеру две женщины с котомками на плечах и сундуком в руках спокойно вышли за городские ворота и направились к условленной оливковой роще.
Кормилице не повезло: ее пришлось усыпить маковым отваром. А чтобы она не проснулась раньше времени и не подняла шум, нищенке наказали вновь подпаивать ее, как только она будет просыпаться.
Сложнее всего было выскользнуть из дома Сабине с ребенком. Решили, что лучше всего сделать это перед закатом, когда слуги ужинают. Всем домочадцам Алексей объявил, что в благодарность за хорошее отношение к нему сегодня к их обычной трапезе будет добавлено обильное угощение, приготовленное из молодых барашков. Слуги похихикали между собой (мол, гяур на радостях расщедрился), но дружно ринулись в кухню, спеша урвать лакомый кусочек.
Алексей с Сабиной беспрепятственно пробежали по опустевшему дому к калитке черного хода, где уже разыгрывалось другое представление. Предусмотрительный новгородец заранее договорился со знакомыми греками, и те перед закатом громогласной ватагой прошлись по улице, куда выходили задворки дома Хайфы. Несколько человек, остановившись как раз у этой самой калитки, устроили шумную потасовку, к ним присоединились те, кто ушел вперед. Образовалась галдящая людская свалка, отвлекшая внимание шпионов Малика и позволившая беглецам незаметно проскользнуть на соседнюю улицу.
Город уже перед самым закрытием ворот они покинули порознь. Сабина шла с ребенком на руках, замотавшись в рваную чадру той самой нищенки, что сейчас изображала из себя сеньору в ее комнате. Алексей все с теми же греками выехал следом на лошадях. С мускулистых конских крупов свисали объемные седельные сумки, содержимое которых выносили из дома Хайфы загодя в течение многих дней. После некоторых колебаний Сабина взяла с собой и шкатулку с драгоценностями, подаренную ей Маликом еще в Иерусалиме: путь сложный, опасный, и у Алексея может не хватить денег.
В оливковой роще беглецы сошлись вместе и, поблагодарив отзывчивых греков, пересели на крепких лошадей.
- Как же вы вернетесь, ведь ворота уже закрыли?! - воскликнула Сабина.
- Переночуем здесь, а утром отправимся в город, - засмеялись бородачи. - Не впервой, госпожа, не переживайте.
…В импровизированной люльке захныкала Элиан.
[140] Восходящего солнца еще не было видно - его закрывали кедровые леса на горных склонах, - но в предрассветных сумерках уже прорисовывались контуры окружающего пейзажа.
- Мое Солнышко и без солнца заявило о наступлении дня, - пошутила Сабина и серьезно добавила: - Мы останавливались дважды за ночь, давая коням отдых, теперь пора и нам перекусить.
Алексей согласился и объявил привал.
Пока Манон и Клеменс готовили завтрак, а Алексей подозрительно осматривал окрестности, Сабина приступила к кормлению дочери. Она налила козьего молока из бурдюка в рожок с маленькой дырочкой на остром конце и приложила к ротику малышки. Та отказалась есть, гневно отвернув головку. Сабина пробовала вновь и вновь, но лишь довела дочь до истошного крика. Никакие укачивания не помогали: малютка была голодна и надрывно требовала кормилицу. Даже эхо в горах, похоже, устало передразнивать продолжительный детский плач. Наконец девочка выбилась из сил и Сабина сделала еще одну попытку ее накормить. Элиан все-таки соизволила взять жесткий сосок в рот! Она забавно морщилась, кряхтела, но чмокала исправно, понимая, что ничего лучшего сейчас нет.
