Я с облегчением выдыхаю и улыбаюсь. На душе стало так легко, будто открылось второе дыхание. Во мне снова закипела жизнь, настроение взлетело до небес. Как все же хорошо, что он решился позвонить, вернуть наше общение назад в русло, где нам обоим комфортно.
Я тут же звоню Эмили и рассказываю о случившемся. Она радуется за меня и желает хороших выходных. Мы с ней так и не сходили в кафе, и решили перенести встречу на вечер среды. Нужно будет купить туфли. Не люблю носить чужие вещи и быть должницей. А что же делать с кулоном, если мы не понравимся друг другу? Нет, не хочу об этом думать.
Поезд приезжает на перрон Руана. Я подхватываю сумку и выхожу из вагона. Меня встречает любимая мамочка. На ней джинсы и розовая кофточка с длинным рукавом. Я подбегаю к ней, и мы крепко обнимаемся. Она смеется и плачет. Я вдыхаю ее любимый аромат роз и улыбаюсь.
– Как я скучала.
Мы смотрим друг на друга. Мама обхватывает мое лицо руками.
– Ох, моя дорогая, как ты страшно похудела. Так никуда не годится. Идем скорее в машину.
На стоянке я сажусь в старенький черный джип и мы едем в другой конец города. На дорогу у нас уходит час. За это время я успеваю рассказать маме об учебе, работе и жизни в Париже.
– А почему папа не с тобой?
– А папа сломал ногу.
Я, потеряв дар речи, смотрю на маму.
– Как так? Когда?
– Неделю назад, я не хотела тебя расстраивать. У нас поднялся сильный ветер. Сорвало кусок кровли на ферме. Он среди ночи полез чинить, иначе молодой выводок залило дождем. Все было хорошо, он справился, а когда начал слезать, лестница поползла, и он упал, сломав ногу в колене.
– Какой ужас.
– Мы с ним думали, может, ты на лето к нам переберешься? Поможешь, пока не поправится папа?
– А я…, – я вспоминаю о назначенной встрече. – Я постараюсь, что-нибудь решить, но через неделю.
Мама кивает. Папина сломанная нога не входила в мои планы. Помочь родителям я теперь просто обязана. Кости срастаются две, три недели, но мой папа не молодой огурчик, а значит, это может затянуться на два месяца.
Мама тормозит во дворе дома. Нам навстречу выбегает Макс породы бобтейл. Длинношерстный бело-серый пес узнает меня и принимается облизывать руки. Мы купили его еще щенком пять лет назад. Первые годы он был еще тем проказником. Пережевал мне всю обувь, но я его никогда не наказывала. Он мой любимец.
– Ах ты мой красавчик, – я ласкаю его мохнатую морду, он подает голос и облизывает мне щеку. – Ой, только не лицо.
Мама берет сумку и зовет меня в дом. Макс за кофту тянет меня за собой.
– Проказник, ты мне кофту порвешь.
Я забегаю с Максом в дом и прохожу в гостиную. Папа. Он лежит на диване с подложенной под ногу подушкой и улыбается во все зубы. Я подхожу к нему и целую в щеку.
– Мама рассказала, как ты среди ночи помчался искать приключения на крыше фермы.
– Иначе бы цыплятки погибли. Пришлось пожертвовать коленом.
– Ты уже не кузнечик, чтобы по крышам прыгать. Беречь нужно себя.
– Не переживай за меня. Ты как?
– Я к вам на выходные. В понедельник мне на работу. Я постараюсь в следующее воскресенье приехать к вам и помочь всем, чем смогу.
– Прости, что отрываем тебя от учебы, друзей…
– Это не обсуждается. Ты, главное, поправляйся.
– Я стараюсь. Мне самому надоело лежать.
Я улыбаюсь и приглаживаю его волнистые пепельные волосы.
Вечером я помогаю маме накрыть на стол в гостиной. Мы отмечаем мой переход на третий курс, я надеюсь, пройдет так же быстро и легко, как и второй. Мама за ужин пытается впихнуть в меня все, что успела приготовить до моего приезда. Я чувствую себя резиновой бочкой.
Как прекрасно оказаться дома, рядом с родителями. Если бы не эти сложности с отцом, я бы чувствовала себя не такой огорченной, но все равно я рада, что сейчас с ними в родном доме, где мне всегда рады. Любимая комната, мягкая теплая постелька, чашка кофе или чая в любое время с бутербродом или булочкой. Что может быть лучше.
Уже с сумерками я выхожу с Максом из дома и звоню своему парню по переписке. Он отвечает не сразу.
– Я только что из душа, – говорит он с придыханием. – Жаль тебя со мной не было.
– Где, в душе?
– А тебя это смущает?
– А ты как думаешь?
– Думаю, что мне так или иначе, придется тебя испортить. Как добралась?
– Хорошо. Мама встретила. Папа ногу сломал.
– Вот так новость. Мне очень жаль. И что теперь ты не сможешь вернуться в Париж?
– Почему, встретиться с тобой смогу.
– Не слышу в твоем голосе уверенности.
– Все будет хорошо, – успокаиваю я скорее себя и присаживаюсь у фермы на лавочку.
– Кто знает о том, что ты со мной общаешься?
– Только подруга. Это она скачала мне приложение и попросила с кем-нибудь пообщаться, сама я на такое никогда не решилась.
– Тебя случайно, не бабушка воспитывала?
– Нет, мама, но она противница этой телефономании.
– Сколько лет твои родителям?
– Маме сорок пять, папе сорок восемь. А твоим?
– Отцу уже шестьдесят два. Матери сорок. Она родила меня в восемнадцать лет. Чем займешься?
– Сейчас поговорю с тобой, пойду приму ванну и спать.
– И это все? И даже не подумаешь обо мне, не представишь, как я рядом с тобой, ласкаю грудь, целую в губы. Как ты отзываешься, стонешь…
– Перестань, – выдыхаю я. – Такого я не представляю.
– Почему? Я, например, без этих мыслей не могу заснуть.
– Только не говори, что ты при этом себя ласкаешь.
Он весело хохочет.
– Нет, малышка, это будешь делать ты.
– Кажется, ты перепарился в душе.
– Ничего подобного, я просто хочу тебя. Может, ты поддашься, и я еще раз услышу твои стоны?
– Нет, я не могу.
– Тогда поцелуй на ночь.
– Типа картинки?
– Нет, типа расскажи, как ты бы меня поцеловала.
Он издевается?
– Я даже не знаю как. Чмокаю в губы?
Я смеюсь.
– Ах ты сучка…
– Это я сучка?
– Еще какая. Как ты собралась играть со мной в ролевые игры?
Я едва не давлюсь собственной слюной. Какие еще игры?
– Дорогой мой, ни на какие игры я не подпишусь.
Он снова смеется.
