В Туссилаго творился сущий бедлам. Лекари, похожие на тени от усталости, раненые, которых пристраивали прямо в коридоре, родственники, которые пытались узнать о близких. Пахло кровью, немытым телом, смертью. Кто-то стонал, кто-то ругался, кто-то плакал. «Своим» находили палаты и лекарства, «чужим» помогали по остаточному принципу. Как сказал потом один из лекарей, да, всех жалко, и мы приносили клятву Отцу лекарей, но… но ресурсы конечны. И ресурсы – это не только койки или лекарства, ресурсы – это лекари и их время.
На меня, невысокую девушку в форме студентки Древа познания, не обращали внимания. Людям было не до того, и фразу «Добрый день, не могли бы вы оказать мне услугу и подсказать, как мне разузнать, что с моей матерью?» слышали по много раз за день. Юрист, вызвавшийся меня сопроводить, с трудом сдерживал ухмылку. Сомнений не было, что он в подробностях и красках донесет все, что сейчас увидит. Наверное, так же себя чувствовал Раймонд, когда наши же студенты попросили доказать его право наследования. Одно неверное действие, и никто уже не воспримет тебя всерьез.
Можно было закатить скандал. Мол, я энт-Саар, дочь той-самой-Ребекки, а ну-ка, быстро! Но люди устали, и даже если бы это сейчас и сработало, то в долгосрочной перспективе нанесло бы урон моему авторитету. Значит, решение должно было быть более изящным.
Я заметила мужчину в халате лекаря. Он пытался осмотреть мальчонку, но тот был перепуган и вертелся изо всех сил, хныкал то ли от боли, то ли от страха, и уже готов был разразиться громким, пронзительным детским плачем. Но маленькая синяя бабочка, севшая ему на ручонку, заставила ребенка замереть. Пока малыш восхищенно рассматривал моего ори, лекарь спешно рассматривал малыша. Не обнаружив никаких повреждений, мужчина сгреб ребенка в охапку, облегченно выдохнул и заметил меня. Я же призвала еще одну бабочку, и заставила их кружиться вокруг мальчонки к полному восторгу последнего.
Это, конечно, не живой щит, как провернула энт-Виллоу, но тоже сработало. Минуту спустя, сдав ребенка какой-то лекарской сестре, мужчина подошел ко мне. Высокий и тощий, с нездоровым цветом лица и дерганными движениями, он вымученно улыбнулся мне:
– Спасибо.
– Сын? – спросила я, наблюдая за тем, как малыш на руках у такой же замученной девушки пытался дотянуться до кружащейся рядом бабочки.
– Племянник. Привезли со всеми, я думал, тоже раненый. Самые страшные несколько минут в моей жизни, – признался лекарь, нервно забрав сальную прядь с лица.
– Рада, что все обошлось.
– Могу чем-то помочь?
– Не уверена, – честно призналась я. – Хочу узнать, что с матерью, но никто толком не знает.
– О, это не проблема! – оживился мужчина. – Имя?
– Ребекка энт-Саар.
Мужчина резко нахмурился, а я внутренне похолодела.
– Ваша реакция меня пугает.
– Ммм… мы ее погрузили в лечебный сон.
В лечебный сон погружают только безнадежно больных, чтобы они могли безболезненно умереть.
– О, нет-нет, не пугайтесь! – спохватился лекарь, увидев выражение моего лица. – Она в порядке. Ну, относительно. Она просто была настолько ммм… разгорячена боем, что не могла вернуться в человеческую форму. А увидев тут в коридорах раненую оппозицию, чуть не устроила бойню… Впятером усыпляли.
Мне снова кажется, что я ничего не знаю об этой женщине.
– Я могу увидеть ее?
– Да, вполне… Энни, проводи эту леди к энт-Саар.
Я поднялась к матери, которой выделили целую палату, с помощью Энни нашла лечащего врача, узнала, нужно ли что-то для матери, для врача или для Энни, сотню раз спросила, все ли в порядке с моей матерью, и, получив сотню раз утвердительный ответ, направилась в древо Саар, морально готовясь к схватке с любимыми родственниками.
45
Моя мать стала главой древа не по праву крови, но по праву вдовы. И только вернувшись в родное древо, я, кажется, поняла, почему она никогда не пользовалась магией, вела себя надменно и регулярно давила авторитетом. Ответ оказался до безобразия прост – иначе не работало.
Само древо практически не пострадало от боя, разве что стекла выбило в окнах. Однако территория вокруг была обезображена. Земля выжжена магией, в ограде проломы, дорога будто вспахана. Внутри, естественно, уже ждали все возможные родственники, претендующие на кресло главы. Первым в очереди был Ядол – младший брат моего погибшего отца.
Я появилась эффектно, прямо посреди ужина. Под замолкших родственников прошагала до места во главе стола, где сидел Ядол, и сообщила:
– Благодарю, что своевременно уведомили меня, а также составили все необходимые бумаги.
Любимый дядюшка тепло улыбнулся, поднялся на ноги, обнял меня, сказав, что очень рад моему такому взрослому поступку, что он и все присутствующие гордятся мной и уважают мой выбор… В общем, много он успел наговорить, прежде чем я отцепила его от себя и попросила освободить место.
– Я все же наследница, так что теперь заботы древа – моя прямая обязанность. Как замечательно, что вы мне об этом напомнили.
Не передать словами его выражение лица. Но к чести дядюшки, он сдержался. А вот его младшая сестра Зоуи – нет:
– Да что ж это делается-то! Сначала мать твоя, паршивка, узурпировала главенство древа, а теперь ты, дрянь, деньги почуяла и решила, что здесь кормят лучше?! Да твой отец увял бы от стыда, если бы узнал, что…
Что бы там узнал мой отец, по мнению тетушки, мы уже никогда не узнаем, потому что в тарелке у этой милой женщины открылось окно призыва, и в ее шикарный ужин выползла очень сердитая гадюка. Зоуи пронзительно завизжала, все повскакивали с мест, суматоха была потрясающая. Одни мы с дядюшкой не шевелились, устраивая дуэль взглядом.
Ядол высокомерно заявил:
– Ты недостойна быть наследницей, и уж тем более главой рода.
– Не совсем понимаю, отчего вы так торопитесь похоронить мою мать. Я была в госпитале и говорила с лекарями. Она поправится через несколько месяцев и вернется сюда главой и хозяйкой.
– Я тоже был в госпитале и знаю это. А еще знаю, что идет война, и древа военнообязанный. А кроме этого, он должен защищать древо, а также его интересы. Когда твоя мать очнется, в лучшем случае будет новая власть и поделенная добыча. А худшем – древо без защиты погибнет. Ты, маленькая избалованная девчонка, которая всегда думала только о себе, не в состоянии взять ответственность за наше древо. Ты даже имя наше носить не достойна, – зло цедил Ядол.
Он, конечно, отчасти был прав. Принимать на себя управление древом – это последнее, к чему я сейчас готова. Но и отдавать власть в эти жадные руки, которые все деньги проматывали и регулярно просили у матери еще и еще, я тоже не была готова.
– Не вам решать, кто достоин.
– Не мне, – согласился Ядол. – Но есть независимый судья – Хранитель древа.
