Они все живы. Их смерть — всего лишь страшный сон.
Вот же они! Живые и здоровые, полные любви и счастья!
В следующее мгновение вижу потолок в своей спальне.
Я лежу в своей постели, как будто только-только проснулась.
Чувствую запах соли и водорослей. Прохладное утро заставляет ежиться, будто взаправду. Или это и есть реальность, а не сон?
Я прислушиваюсь, но не слышу голосов. Давящая тишина сгущается, превращая солнечное утро в глубокие сумерки.
Старательно пытаюсь расслышать их голоса, но прекрасно понимаю, что больше никогда не услышу. Я осталась одна…
Картинка будто пошла рябью, будто шаловливый ребенок бросил камешек в озеро, нарушая гладь воды. Ощущения стали притупляться и вместо умиротворения, стала чувствовать болезненный голод и холод.
И проснулась на самом деле, чувствуя тяжесть горя на душе. Слезы горячими каплями текли по щекам, оставляя липкие дорожки. Каждый раз засыпая, слышу голоса родных, чувствую их присутствие и каждый раз они пропадают, оставляя за собой следы былых счастливых мгновений, которые заметало будто метель снегом. И так каждую ночь, будто мало просыпаться с мыслью о том, что они умерли по моей вине.
Постепенно ощущение безумного горя отпускало, возвращая меня в действительность. Камин продолжал обогревать комнату, но этого все равно было недостаточно, чтобы полностью просушить платье.
Сколько я спала?
За окном было темно, да и чувствовала себя разбитой, а, значит, совсем недолго.
Странно, я же засыпала на полу. Неужели Аксель перенес меня на кровать?
Сам мужчина сидел на потемневшем от сырости стуле около камина и задумчиво смотрел на огонь. Сейчас он выглядел каким-то потерянным, и не таких хмурым как вчера.
Мужчина заметил, что я проснулась.
— Ты как-то совсем мало поспала, — произнес он, в одно мгновение вернув себе суровый вид. — Всего пару часов.
— Сон плохой снился, — стараясь незаметно стереть слезы.
Это была не совсем правда. Начало сна всегда было хорошим, но неизбежно все портилось, превращаясь в кошмар. Как и сейчас в реальности.
— Да, слышал, как ты тяжело дышишь во сне, — кивнул он и спросил, повернувшись ко мне. — Ты голодная?
— Да, — не стала спорить. — Ужасно голодна.
Мужчина потратил немного времени, чтобы достать из сумки хлеб, кусочек сыра и вяленого мяса. При виде еды, рот невольно наполнился слюной. Аксель быстро нарезал это все на небольшие куски охотничьим ножом и пригласил к «столу» в виде старой табуретки, на которой он сидел до этого.
Ели мы молча, хотя я и ловила на себе взгляды рыцаря, который терпеливо ждал, когда, наконец, нормально поем. Я охотно бы поговорила с ним сразу, но сейчас не могла ни о чем думать, кроме утоления голода.
— Итак, — произнесла я, разжёвывая последний кусочек хлеба с сыром. Удивительно, но вместо подъема сил почувствовала только сонливость. — Почему ты не сдал меня командиру? Почему не намерен отдавать своему повелителю? Ты вообще рыцарь Затмения?
Прежде чем ответить, Аксель отпил воды из кожаной фляжки и задумчиво уставился в стену.
— Я не крал форму, если ты об этом, — ответил он, пропуская первые два вопроса. — Отношусь к рыцарям, но не прошел еще инициации, поэтому не так искусен, как те, кто преследовал тебя вчера. Удивительно, как долго ты от них бегала.
Получилось убегать лишь потому, что держалась подальше от городов, где меня могли узнать. И едва не поплатилась здоровьем.
— Ты все еще не ответил, зачем тебе это нужно, — напомнила ему, разглаживая платье, чтобы то просохло быстрее. По крайней мере, уже чувствовалось, что местами оно стало вполне сухим.
— У меня нет дурных намерений, можешь не беспокоиться.
— Допустим, но как же покровитель? Разве он не контролирует каждое ваше действие? Разве он не решит, что ты предатель, когда командир увидит, что тебя нет?
— Я не входил в состав группы, которая охотилась за тобой, — огорошил он меня новостью. — Инквизитор не знает, что меня нет на службе. Он думает, будто я отправился на инициацию в другой конец страны.
— Но он же узнает рано или поздно.
— Верно, но меня это больше не волнует.
Какие загадочные вещи он говорил, но все же не спешил делиться со мной причиной, по которой решил помочь.
— Почему? Это как-то связано с тем, что ты решил мне помочь?
Мужчина метнул на меня быстрый многозначительный взгляд, по котором поняла, что попала в цель.
— Ты хочешь загадать желание, — озарило меня.
Я вздохнула и покачала головой, понимая, почему рыцарь решил помочь.
— Загадывать желания одно из самых дурных намерений, Аксель.
Удивительно, но мужчина даже не стал спорить или уверять в том, что загадает разумное желание. Он тяжело вздохнул и сел около камина, чтобы разворошить уголь. Подкинул дров и в доме стало заметно теплее. Еще чуть-чуть и платье полностью просохнет.
Мне вдруг неожиданно стало так уютно, будто на мгновение перенеслась домой. Удивительно, но с Акселем было так спокойно, что даже стало не по себе.
— Как ты вообще узнал о том, что я исполняю желания?
— Подслушал разговор короля и Антония. Они как раз обсуждали твой переезд в Инквизицию. — Он повернулся ко мне. — Теперь сама понимаешь, путь туда тебе заказан.
Некоторое время Аксель молчал, будто хотел подобрать нужные слова.
— Я решил помочь тебе сбежать, когда узнал об этом, но до последнего думал, что ничего страшного в желаниях не будет.
— Ты ошибаешься.
— Я знаю.
В голове невольно всплыло воспоминание того рокового вечера, когда король загадал желание. Образы были мутными и размазанными, будто все происходило во сне. Раскат грома известил об исполнении его желания, помню, как поплыло все перед глазами, но в последний момент в толпе увидела Лиана. Слишком высокого по сравнению с остальными, отчего заметно выделялся на фоне, но его, будто никто не видел.
Его губы растянулись в демонической ухмылке, а перевернутые капли под глазами, снова смотрелись, как издевательство.
— Желание исполнено, — произнес он и щелкнул пальцами.
Грудь сдавило в предчувствии беды. От ужаса все тело сковало, пригвоздив ноги к полу. Казалось, что маг превратил меня в камень, жестоко заставляя наблюдать за происходящим с балкона.
Люди, присутствующие на балу, пили вино и смеялись. Всего за секунду до того, как изменились их лица и вытянулись в немом вопросе.
Их тела и лица, скрытые за одеждой, принялись покрываться уродливыми нарывами. Началась паника, в которой слышался звонкий хруст разбившихся бокалов, крики и топот.
