Человек-гора (хмурая гора) расставил ноги для устойчивости и сложил руки на груди для солидности.
— Вы кого-то ждете, Дарья Владиславовна? — поинтересовался он.
— Нет, ваше появление для меня — полная неожиданность. Раньше вы хотя бы предупреждали о своем визите.
— Я нарушил ваши планы? — выразительно изогнул бровь шеф.
— Если вы про мирный вечер в тишине и одиночестве, то да, — призналась Даша.
— А макияж вы, прошу прощения, обновили для тишины или одиночества?
— Павел Константинович, вам не кажется, что мой рабочий день уже закончился? — Дарья попыталась придать своим словам серьезность, но чертовы ноющие соски очень отвлекали.
— У вас производственная травма. Вы не берете телефон. Я надумал уже черте что. Вдруг вы сознание потеряли? По голове от меня вам тоже досталось.
— Мне не привыкать, — отмахнулась Даша, но на напрягшийся взгляд начальника пояснила: — Я с детства головой ушибленная. Не переживайте. Я просто была в д у ше, поэтому не слышала звонки. Видите, со мною всё отлично. Можете с чистой совестью ехать домой.
На эти в высшей степени разумные слова Павел Константинович уселся на диван и стал шарить по нему в поисках пульта от телевизора. Обнаружив его на тумбочке возле зомбоящика, он поднялся, взял его и нажал на кнопку включения.
— Мой долг проследить за вашим самочувствием, — сообщил он, вдумчиво переключая каналы. — Что у нас на ужин?
Человек-гора, по совместительству — человек-туча, сидел с непоколебимым видом. В смысле, всем своим видом демонстрируя, что его с места не сдвинешь. Кощей явно сделал вывод, что она ждет хахаля, и решил сторожить поляну. Дашу очень интересовало, как долго он намерен охранять территорию и сражаться с воображаемыми соперниками. И ведь не объяснишь же, зачем ей эти танцы с бубнами и боевой раскраской.
Ч-черт.
— У нас на ужин рожки, — спокойно ответила Даша, взывая к любви Полякова к вкусной и здоровой пище.
— Рожки с чем?
— С постным маслом, — бодро отрапортовала Дарья.
— Неожиданно.
— Осталось еще немного овощей, которые вы привезли днем. И фрукты.
— Рожки с постным маслом и фруктами — это инновационно, — выдал шеф после паузы. — Свежо, я бы сказал. Нестандартно.
— В морозилке еще половина суповой курицы лежит. Из тех, которые умерли своей смертью, — не удержалась Дарья от ответной любезности.
— Чем же вы гостей встречать собирались? — с укоризной в голосе поинтересовался Павел Константинович.
— Каких гостей? Тишина и одиночество обходятся чаем с сушками. А вы как-то со своим до этого приходили.
— То есть вы меня всё ждали? — тоном «ну вот ты и призналась, наконец, чего бояться-то было» спросил Кощей.
— Павел Константинович, вы — совершенно неожиданный человек. Я бы даже сказала, непредсказуемый.
— Звучит, будто не комплемент, — посетовал Поляков.
Даша промолчала.
Иногда молчание красноречивей любых слов.
Она открыла холодильник и уставилась на полупустые полки. И закрыла его.
— Значит, на ужин будет чай с сушками, — подвела она итог.
Поляков не ответил.
Обиделся?
Или думает?
Или уснул?
Дарья выглянула в комнату.
Павел Константинович не обиделся, не думал и не спал. Он смотрел телевизор. Раскинув в сторону руки на спинке дивана и расставив колени. Как можно вытолкать из зоны комфорта такого слона?
— Павел Константинович, — Даша надела капюшон и села на край диван.
Поляков оторвал взгляд от экрана, где суровый мент выяснял отношения с не менее суровым вором. Или другим каким-то криминальным авторитетом, черным от татуировок до пупа. Кощей посмотрел на Несветаеву, уделив особое внимание овечьим ушкам, и иронично улыбнулся.
Интересно, чего он ждал?
— Павел Константинович, — повторила Даша. — Знаете, если бы у меня была не столь адекватная самооценка, я бы посчитала, что вы ко мне… как бы это выразиться… подкатываете.
Поляков поднял бровь. Разумеется, никто ни в чем не собирается признаваться. И никто никого не будет обвинять. Это всего лишь абстрактное рассуждение. Вот если бы у рыбы была шерсть, то у нее водились бы блохи.
— Разумеется, вы просто очень заботливый руководитель, и это очень меня радует. Потому что если бы моя самооценка была не такой реалистичной и я бы понасочиняла всяких глупостей, мне бы пришлось сказать вам, что вы это зря. Потому что мои тараканы создают слишком много проблем для тех, кто ко мне подкатывает с сексуальными намерениями. Там всё слишком сложно. Но, к счастью, мне это говорить совершенно не нужно. Поэтому вместо неприятного разговора мы можем пойти попить чаю. И я даже поделюсь с вами запрятанной на черный день шоколадкой.
Даша мило-радостно улыбнулась, считывая трещины с покерфейса шефа. Хотя какой у него покерфейс?
— А капюшон вы зачем надели? — задал единственный вопрос Поляков.
— Чтобы продемонстрировать адекватность самооценки, — Дарья стукнула пальцами по кончикам ушей, и они синхронно качнулись. Дескать: «Ах, я бедная овечка». Или просто овца. Чё.
— М. Угу, — глубокомысленно кивнул Павел Константинович, будто всё понял. — Где там ваш чай? Я тысячу лет не ел сушек, — добавил он тоном «и еще бы тысячу лет не ел».
Однако за столом не балагурил.
Напротив, сидел молча и бросал короткие изучающие взгляды на Дашу, которая улыбалась и щебетала о том, почему и какой шоколад она любит.
— Спасибо за угощение, — наконец заговорил Поляков, поднимаясь. — Вы точно хорошо себя чувствуете?
— Да, благодарю вас. Уверена, что смогу завтра выйти на работу.
— Тогда мне пора, — с полувопросительной интонацией, столь ему нехарактерной, произнес Кощей.
— Конечно. У вас ведь столько дел еще.
Даша, слегка прихрамывая, чтобы снять нагрузку с поврежденной ноги, проводила его до прихожей.
— Ну, я ухожу, — напомнил Поляков, словно оставляя за Дашей шанс передумать. Вот. Он уходит. У нее еще есть шанс понасочинять глупостей. Последний шанс.
— Спасибо, что проведали, — напоследок сказала Дарья, коснувшись указательным пальцем его груди.
Последний контрольный выстрел в шаблон.
Тыдыдыщ. Бабах! — рассыпались его осколки.
Даша на это надеялась.
— Ой, показалось, — она немного потерла пальцем кожу над пуговицей и подняла взгляд к потемневшим глазам Кощея. Вроде Кощей — он, а как бессмертная ведет себя она. — Крошечка там была, мне показалось. Но нет, — она улыбнулась. — Там ничего нет. Счастливой дороги, Павел Константинович, — она щелкнула замком и толкнула дверь, освобождая проход. На выход.
