Сейчас на нём нет тех кожаных браслетов, как на концерте и в машине. Поддёрнутые рукава открывают крепкие запястья в путах вздыбленных вен. Часы, какой-то тонкий браслет-цепочка. Надпись на английском, набитая на внутренней стороне.
Всё это как-то быстро и почему-то очень подробно отпечатывается в моём мозгу.
– У тебя нет аллергии на молоко? – он снова отворачивается к холодильнику.
Что? О чём он вообще? Сам только что изнасиловал мой рот пальцем, и не факт, что не планировал запихнуть и свой член, а теперь ему интересно, нет ли у меня аллергии на молоко?
– Принцесса, слышишь?
– Нет.
Пусть расценивает как хочет. Я вообще сейчас всё воспринимаю как-то фрагментарно, будто мозг вычленяет моменты действительности, дробит слитную полосу времени на кадры. Хлопок холодильника. Стук чашки о столешницу передо мной. Запах корицы.
В таких кружках – стеклянных, похожих на бокал – подают в кофейнях латте. Я смотрю на пену на какао, в которой грузнет порошок корицы. Я однозначно больше никогда в жизни не притронусь к какао.
Влад втыкает в напиток длинную толстую трубочку и садится на такой же высокий стул напротив. Чувствую на себе его взгляд, но глаза не поднимаю. Я чувствую себя букашкой на препараторском стёклышке микроскопа. Мне кажется, Миксаев отслеживает любую мою реакцию, любое изменение мимики.
– Пей, не бойся. Я ничего туда не подсыпал.
Поднимаю всё же глаза и внимательно смотрю в его. Так, как делает он – словно изучает, прикидывает варианты.
– Не веришь? – поднимает насмешливо бровь, наклоняется и отпивает глоток через трубочку из моей чашки.
То, что он отпил глоток ещё не значит, что там ничего нет. Но меня больше тревожит, что нужно прикоснуться губами к трубочке, к которой прикасался он.
– Влад, – продолжаю смотреть ему в глаза, но не могу сдержаться и всё же сглатываю. – Я не хочу какао. И не хочу здесь находиться. Я хочу домой. Отпусти меня.
Эмоции сдавленным криком клокочут в горле, но говорю я спокойно. Как говорят с ребёнком, который не хочет отдавать чужую игрушку.
– Чего ты боишься? – он откидывается на спинку и сцепляет руки на животе.
Понимаю, что он делает – зеркалит меня, мой тон, интонацию, заданные разговору. Издевается.
– Тебя.
– Почему?
Он серьёзно спрашивает?
– Потому что ты меня пугаешь.
Миксаев усмехается и смотрит куда-то в сторону. А потом резко возвращает взгляд, пригвождая словно бабочку к стене.
– Пей.
Его тон меняется. Обдаёт морозом. Голос вибрирует такими нотами, что я невольно захлёбываюсь воздухом. В микрофон он звучит совсем иначе – волнующе, будоражаще, разными оттенками, вызывающими желание слушать и слушать. Сейчас – режет и хлещет.
Я глубоко втягиваю воздух носом и прикасаюсь губами к трубочке, тяну этот дурацкий какао, который оказывается горячим и вкусным. Замечаю, как Влад подаётся немного вперёд, задерживается ещё более потяжелевшим взглядом на моих пальцах, сжавших трубочку, но потом снова смотрит в лицо.
– Пей и слушай, Лера. Это случится. В машине я сказал тебе правду, и ничего не изменилось, – я застываю от того, что эта игра в радушного хозяина так резко закончилась. – Ты моя. Бегай – не бегай, я возьму тебя когда захочу, где захочу и как захочу.
Столбенею от такой лобовой откровенной похабщины. Не то чтобы Миксаев и до этого пытался это завуалировать, но сейчас он выкладывает это так, словно ставит печать на лоб.
Если бы кто-то посмотрел на наш разговор как на немое кино, без звуков, без слов, то подумал бы, что парень и девушка просто пьют какао и мило общаются. Потому что всё это: это дурацкое какао, наш разговор, эти жуткие слова, что он швырнул мне в лицо – какой-то сюрреализм.
Мне бы сейчас и продолжить молчать, внутренне считая про себя секунды, пока ему наскучит и он выставит меня за дверь. Но внезапно я чувствую внутри обжигающую вспышку злости.
– Да кто ты нахрен такой? – тоже подаюсь к нему немного вперёд. – Больной совсем?
Планку сорвало, и я уже готова ко всему. Кто-то скажет – самоубийца. И будет прав. Я и сама уже жалею о порыве, когда вижу огненный отблеск в дьявольских глазах. Но внезапно Миксаев улыбается.
– Даже справка есть. Показать?
Качаю головой и, выбросив трубочку, залпом выпиваю долбанное какао. Точно последнее в моей жизни. Ставлю на стол со стуком кружку и спрыгиваю со стула.
– Мне пора, – иду за пальто к кровати. – Открой дверь.
За всей этой бравадой по пятам идёт страх. Мне кажется, что он вот-вот схватит меня за шею сзади, и я очень сильно пожалею за всё, что сейчас сказала.
– Вызову тебе такси, Принцесса. Подвезти не предлагаю – машина в ремонте.
Очень нужно.
Но это я говорю уже про себя, мысленно в надежде уже переступить этот чёртов порог.
Миксаев действительно вызывает мне такси. Подходит к двери и набирает код. Замок пикает, и Влад распахивает галантно её передо мной. Задерживаю дыхание и прохожу мимо. Уже готова выдохнуть, но всё внутри обрывается, когда парень запускает мне руку в волосы, едва я делаю шаг за порог. Ощутимо сжимает и почти прижимается губами к моему виску.
– Даже не пытайся мне противостоять, девочка, – флёр беззаботной лёгкости из его тона снова испаряется. – Всё равно будет по-моему. И признайся уже себе, где-то очень глубоко ты понимаешь, что хочешь этого сама.
Мой выпад смелости гаснет в мгновение, потому что я понимаю, что Миксаева он не впечатлил, а лишь позабавил.
Влад отпускает мои волосы, приглаживает их и захлопывает дверь у меня за спиной.
Бежать отсюда. Уносить ноги, пока он не передумал.
Глава 11.
Влад
– Ну привет, Дерек. Заждался, знаю. Я был немного занят.
Манекен не отвечает. Молча смотрит своей резиновой рожей в стену напротив. Ждёт причитающиеся ему пи*дюлины.
– Как она тебе? Слышал, как пахнет? Скажи честно, завидовал?
Провожу рукой по шестам на стене. Выбираю самый простой – ровный деревянный бо*, гладкий и знатно уже затёртый по центру. Тренироваться с телескопичкой не люблю. Не то. Она для выездных встреч.
Снимаю бо со стены и оглаживаю. Привет, дружочек, давно не виделись. Неделю, поди, не до тебя было.
Посох привычно ложится в руку. Увесистый, ощутимый.
Вдыхаю глубоко и медленно выдыхаю. И так несколько раз. Выровнять сердцебиение. Приглушить шум крови в ушах. Вытолкнуть из ноздрей запах девчонки.
Хрен я буду передёргивать по тебе, дорогая, у меня есть и другие способы успокоиться.
