Делаю вдох-выдох, успокаиваясь, и ставлю скрипку на плечо, умащиваю подбородок. Скольжу туда и обратно указательным пальцем по смычку – так мы с ним договариваемся стать единым целым. Киваю Вере Степановне и на вдохе подношу смычок к струнам.
Преподавательница за кулисами начинает играть, и я жду своего вступления, прикрыв глаза. И… звук моей скрипки, усиленный микрофоном, разносится в тишине зала. Он отдаётся глубоко внутри, придавая сил. Я им проникаюсь, пропитываюсь, но… вдруг слышу какой-то посторонний призвук. Бросаю быстрый взгляд в сторону на аккомпаниатора, но Вера Степановна, удивлённо подняв брови, поднимает ладони над клавишами и пожимает плечами. Я не сбиваюсь, этот наш диалог происходит за секунды. Продолжаю партию, но бросаю взгляд вниз. Пальцы Кота вторят мне, лениво касаясь клавиш установки, барабанщик подключается фоновым тактом спустя несколько музыкальных фраз. Внутри проходит горячая волна, когда я вижу, что Миксаев надевает гитару и подключает шнур. Что они делают? Для чего? Хотят испортить мне выступление, опозорить?
Я вытягиваю смычок в такте, и тут Влад перебирает пальцами струны и поднимает глаза, встречаясь с моими. Он смотрит открыто и прямо, но я не пойму, что именно выражает его взгляд. Продолжаю играть, ловлю мягкий призвук гитары, зеркалящий мою партию, но отстающий ровно на такт. Он стоит спиной к залу, смотрит на меня на сцене. Приглушает звук, когда я выхожу на соло. Партия яркая, эмоциональная, требующая всей моей отдачи, а я с трудом себя собираю, когда вижу, что Миксаев перебрасывает провод и по боковым ступеням поднимается на сцену.
Во всём огромном зале будто улетучивается воздух. Мне кажется, я вот-вот выроню скрипку, колени подогнуться, и я упаду прямо перед всеми зрителями. Что же ты задумал, Влад?
Он становится буквально в метре, кажется даже, что я ощущаю аромат его туалетной воды. А может так и есть, за сценой сильный сквозняк.
Машина. Мотоцикл. Обрыв. Концерт. Порно. Душ. Скотч. Стол.
Нет, уж!
Я разворачиваюсь вполоборота и резко выхожу на бридж* перед основным соло, но Влад вдруг «делает» шаг назад, позволяя мне вести партию и лишь подыгрывая. И вот на громком рефрене** он заходит со мной одновременно. Громко. Сочно. В такт. Не подавляет, но и не отстаёт.
Я забываю, что смотреть нужно в зал. Это осознание приходит, лишь когда он мне едва заметно подмигивает. Ох.
Дальше у нас с Верой Степановной должна быть переигровка. Я не знаю, как это получится с Миксаевым, но рискую. И он идёт за мной. Даёт просолировать, вступает в диалог, а потом снова выдаёт резко, в этот раз берёт лидерство, провоцирует идти за ним по мелодии. Теперь уже я иду на второй роли, пока Миксаев снова не опрокидывает всё.
Адреналин зашкаливает. Без репетиций, без подготовки мы выступаем перед переполненным залом. Более тысячи зрителей, а перед ними наш первый нормальный разговор, и он без слов.
___________________________
//*Бридж – часть, когда заканчивается куплет и скоро должен начаться припев. Предприпев.
**Рефрен – самая повторяющаяся кульминационная часть, в вокализованных композициях её чаще называют припевом.
Глава 45.
«Вы с Миксаевым вместе?»
«Как давно вы знакомы с фронтменом «Wet rain»?
«Это было запланировано или экспромт?»
«Ещё планируете выступать вместе?»
«Ты спишь с ним, сучка? Ты же знала, что он мне нравится!»
Я с трудом прорываюсь через фойе, где стоят представители прессы, пытающиеся что-то спросить или узнать. Знакомые тоже сыпят вопросами, ещё и Рита Марутина со своими дурацкими претензиями на весь коридор.
Влад после выступления кивнул мне, улыбнулся зрителям и ушёл. В смысле вообще. Ребята из группы остались там внизу, а он исчез. Оно то и хорошо, наверное, только вот меня стали рвать на части, расспрашивая. А что мне ответить? Что он меня несколько месяцев преследовал и изводил, едва не изнасиловал, а потом пропал на три недели, а теперь вот решил вот так пообщаться на сцене?
– Поздравляю, Лерууунь! – Машка набрасывается с объятиями, как только я выхожу из парадных дверей Дома культуры. – Ты их всех сделала! Это было феерично!
Они с Игорем ждут чуть в стороне. На улице прохладно. Я ёжусь и набрасываю капюшон, Котовский, смотрю, тоже втягивает белобрысую голову в плечи.
– Спасибо, Маш, – улыбаюсь. – И вам с ребятами тоже спасибо, – киваю Коту.
Он дёргает бровью и слегка улыбается уголками рта.
– Было прикольно. Ты молодец.
Голос у Котовского высокий, с какой-то особенной едва заметной хрипотцой. Это звучит очень интересно на контрасте, придаёт мягкости. Когда они поют в дуэте с Миксаевым, выходит очень красиво: полнозвучный глубокий Влада и аккуратный, будто сдерживаемый, Котовского. А вот в жизни он говорит негромко да и немного. Больше слушает, наблюдает. Вот точно кот.
– Поехали?
– Эм.. нет, я на своей машине. Маш, ты с Игорем?
– Да, Лерунь. Мы в кафе хотим заехать. Ты с нами?
– Нет. Устала. Домой поеду.
Машка целует меня в щёку, я перехватываю поудобнее чехол со скрипкой и кубок с грамотой. Родителям фотку с наградами отправила уже, но звонок мамы скинула. Нет желания сейчас говорить. Усаживаюсь в кресло своей машинки, на соседнее сиденье сбрасываю поклажу. Вера Степановна тоже уехала с коллегами, значит, я сразу домой, никуда заезжать не надо. Мама сказала, за тортом они с отцом сами заедут.
От туфель разболелись ступни, особенно правая. Натёрла, видимо. Нужно бы снять, педаль я и босыми ногами нажму. Или хотя бы стельку поправить.
Сбрасываю туфлю и наклоняюсь, чтобы немного растереть затёкшие пальцы, как вдруг замечаю что-то блестящее из-под коврика. Доставать не очень удобно, но я всё же дотягиваюсь двумя пальцами. Это тонкий плетёный кожаный браслет с маленькой золотистой подвеской – буквой «К». Странно. Карташовой? Она такое не носит, да и за рулём в моей машине сидели только пару раз папа, я и… Влад. Да, наверное, это его. Вещица слетела, когда мы гнали от тех парней из общежития и поменялись местами.
То-то он мне знакомым показался, я уже видела этот браслет на запястье Миксаева, когда он… когда… В общем, когда была у него в квартире в первый раз.
Пальцы скользят по тонкому плетёному ремешку, цепляют подвеску. «К»? Ни к имени, ни к фамилии не подходит. Но мало ли… Да и моё какое дело.
Сжимаю находку в кулаке и быстро засовываю в карман пальто. Пора ехать, иначе на парковке сейчас будет не развернуться, все и так уже начинают выезжать. Машина Котовского уже давно мне зад показала, моргнув фарами.
Всю дорогу домой я с трудом концентрируюсь на управлении машиной. Мысли утекают то к вещице, лежащей в кармане и странно его утяжеляющей, то к сегодняшнему выступлению. Почему он так поступил после всего? И даже сразу ушёл, не стал наслаждаться произведённым эффектом. Миксаев никогда не делает ничего просто так, это я уже уяснила. Каждый шаг является прелюдией к последующему. Ступень за ступенью. А тут просто ушёл. Или всё ещё впереди? Но смотрел он так открыто, не давил взглядом как обычно, не вытрушивал душу.
