– Не сжимай пальцы, – тут же поправляет меня.
Теперь он находит бьющуюся жилку под коленом, задерживается на несколько секунд, то же проделывает с артерией у латерального сухожилия на ступне, и дальше обвязывает и лодыжку в самом низу, потом вторую.
Подходит со стороны и вынуждает согнуть колено, поставив ступню как можно ближе к ягодице.
– Вторую так же.
Выполняю, понимая, что остаюсь открыта. Игорь не смотрит мне между ног, но я ощущаю такую дикую незащищённость, что сердце, было шедшее уже в более спокойном ритме, снова начинает нагонять обороты.
Верёвка крупными петлями ложится мне на бедро, восьмёркой соединяя его и ступню. И теперь я уже начинаю ощущать ограничение. А когда к серединному узлу между пяткой и бедром Игорь притягивает свободный конец верёвки от запястья, внутри шевелится странное ощущение, похожее на панику.
Когда со второй стороной сделано то же, Кот снова возвращается к изголовью и кладёт мне руки на плечи.
– Дыши глубже. Как только ты примешь эту беспомощность, как только отпустишь и позволишь мне контролировать, всё изменится. Ощущения изменятся.
Ничего не получается. Я чувствую беспомощность, и всё во мне этому противится. Сердце стучит быстро, дыхание ускоряется, воздуха в комнате будто резко становится меньше. Странно, моей жизни же ничего не угрожает, почему такая реакция? Почему на лбу появляются влажные капли, а глаза начинает щипать от слёз.
Но я не шевелюсь, даже пальцы не сжимаю, как и велел Кот.
– Закрой глаза, Маша, – выполняю приказ, ощущая, как ресницы выталкивают слёзы и те текут по щекам.
Слышу дыхание Игоря ближе. Кажется, он склонился к самому моему уху.
– Ещё. Дыши. Не очень глубоко, просто ровно, – шёпот обжигает и будоражит. – Отдай мне контроль. Позволь решать, как и когда тебе дышать.
Он не прикасается, а мне так хочется, чтобы коснулся! Так мне будет проще, неужели не понимает? Или это мне тоже надо заслужить?
– Игорь, лови! – разбегаюсь и прыгаю, совершенно не задумываясь о том, что до воды могу не долететь или мы вдвоём упадём и ударимся о бортик бассейна.
Но он ловит, и мы падаем в воду, смеёмся. При том, что я и плавать совершенно не умею! Но ведь Котик умеет хорошо. Удержит.
– Сумасшедшая моя Стрекоза, – Игорёк подхватывает меня под бёдра, и я скрещиваю лодыжки у него за спиной, а потом мы целуемся так долго, что Алиска с Петрухой начинают брызгать в нас водой.
Сердце успокаивается, ритм начинает идти ровнее. Я отвыкла доверять и доверяться, но иногда я ещё помню, как это – доверять ему. Нужно вспомнить это телом. Попытаться.
– Умница. Очень хорошо для начала.
И вдруг происходят странные вещи. Страх вдруг стекает вниз, опаляя бёдра и трансформируясь в странный жар. Мне всё ещё тесно и некомфортно, но к этому странному и пугающему букету каким-то невероятным образом присоединяется возбуждение.
Глава 20.
Я всеми силами пытаюсь расслабиться, но мышцы напряжены, а любое, даже самое незначительное, движение Игоря заставляет пробегать по телу неконтролируемую дрожь. Мне страшно, да, но это совершенно не тот страх, который, например, сковывал там в подворотне, когда я уносила ноги от воротил Савельева. Мне трудно объяснить это самой себе. Страх перед мужчиной, смешанный с каким-то подсознательным сладким предвкушением. Перед чем-то запретно-неизведанным.
В наш первый раз я прыгнула к Коту в постель, даже, можно считать, не раздумывая. Он был далеко не первым, кто проявил ко мне подобный интерес, но именно на него я тогда среагировала. И ни капельки не пожалела.
Но то, что он предлагает мне сейчас, скорее даже просто ставит перед фактом, не давая права выбора, меня пугает. Ведь что я умею? Чем могу впечатлить? Только тем, чему научил меня он сам, да и то, по сути, я больше принимала от него, наслаждалась, особо не проявляя инициативу. Но положение таково, что теперь моя задача удовлетворять его желания и потребности.
И я запуталась, чего именно страшусь. Того, что потребует от меня слишком многого, того, на что я пойти не смогу. Или что ему не понравится.
Если заткнуть самоуважение и гордость, то я признаюсь, что рада быть рядом хотя бы так. И пусть он теперь другой, но это Игорь. И если я для него теперь просто игрушка, то он для меня по-прежнему мой Котик.
Но сейчас он требует от меня много. Я не понимаю, как заставить тело слушаться, расслабиться. Пытаюсь дышать ровнее, как он и велит, но сердце всё равно бьёт гулким боем изнутри. Ощущения странные. Противоречивые. Но я очень стараюсь.
Однако, когда он оставляет меня на несколько секунд, зачем-то отходит от стола, напряжение бьёт сильнее. А потом Игорь возвращается, и я ощущаю лёгкое прикосновение, но не рук.
– Не бойся, – в его руках короткая плеть, состоящая из рукоятки и множества длинных мягких на вид полосок то ли кожи, то ли бархата. – Это не для того, чтобы приносить боль.
Задерживаю дыхание, когда Котовский проворачивает рукоять в ладони, взбивая кожаные ленточки, а потом роняет их мне на плечо. Я сильно вздрагиваю от соприкосновения с ними, хотя это и вправду не больно. Но все ощущения сейчас настолько выкручены на максимум, что упади на меня перо, меня подбросит.
Внимательно наблюдаю за его действиями, за тем, как чёрные змейки скользят по моей светлой коже. Сначала вдоль шеи, потом между грудей. Закусываю губы, ощущая прикосновение к груди. Соски напрягаются до боли, и мне хочется свести бёдра. Но это невозможно, бондаж сделан так, что я могу лишь сблизить колени, но не до конца.
Я думала, моё тело стало чувствительным, когда, будучи обнажённой, оказалась связана. Но теперь я понимаю, что ошиблась. Когда хвост плети сползает к бёдрам, мне хочется застонать. А можно? Это же не одно и то же, что и говорить?
Ни в одном эротическом сне я не испытывала ничего подобного. Верёвки мешают, дико хочется избавиться от них. Они сковывают, ограничивают. Лежать спокойно становится невозможно, особенно, когда тёмная фигура Игоря становится с другой стороны стола. Меня пугает, смущает то, в каком положении я нахожусь перед ним, хоть вокруг и полумрак. Снова пытаюсь интуитивно свести колени, но не выходит. Запястьям больно, когда сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони.
Кожаные полоски стекают с низа живот на бок, а потом Игорь перетягивает их на промежность.
Слишком остро. Слишком чувствительно. Особенно для меня, столько мечтавшей о ласках. Его ласках.
Кот оставляет плётку у меня на животе, а сам кладёт ладони на колени, чуть разводит их в стороны, заставляя вспыхнуть от одного его горящего взгляда, опущенного вниз. Не сдерживаюсь и ёрзаю, насколько позволяют стягивающие верёвки.
– Смирно лежи.
Приказ?
Замираю, но рвущееся дыхание не сдержать, когда Кот наклоняется вниз. Ведёт губами по бедру. Я чувствую его дыхание на промежности. Кипящий коктейль ощущений и эмоций начинает расплёскиваться, и я, не сдержавшись, тихо шепчу его имя.
