Однако философ Дэниел Деннет во всеуслышание заявил о несогласии с вопросом Нагеля. По его мнению, Нагеля не интересует, каково ему самому было бы перевоплотиться в летучую мышь. Он хочет получить объективное знание о субъективных ощущениях: «Ему было бы мало примерить снабженный электродами «шлем бэттера», который вызвал бы в его мозгу реакции, подобные реакциям летучей мыши, и таким образом «войти в ее положение». В общем, Нагель представил бы себе, что значит для него быть летучей мышью, вот и все. Тогда что его удовлетворило бы? Ему кажется, что ничего, это его и беспокоит. Он опасается, что само понятие «иметь опыт» выходит за рамки объективного»[29].
Выходит за рамки науки. Именно здесь многие видят непреодолимую пропасть между субъективным и объективным. Это дуализм нового типа.
Деннет решает проблему путем ее отрицания. Познать сознание трудно в частности оттого, сокрушается он, что все мы числим себя экспертами в этой области и у каждого есть твердое мнение на сей счет просто потому, что мы все обладаем сознанием. Вот в области исследований зрения ничего такого почему-то не происходит. Мы не считаем себя офтальмологами, хотя большинство из нас зрячие. Деннет утверждает, что сознание формируется в результате целого набора разных умений, что наш субъективный опыт – это очень правдоподобная иллюзия и мы каждый раз обманываемся, даже если нам объясняют, что происходит на самом деле, точно так же, как мы верим оптическому обману, хотя и знаем секрет фокуса.
Философ Оуэн Фланаган тоже не видит непреодолимой пропасти. «Почему вы по-своему воспринимаете некоторые мозговые явления, объяснить легко: только вы подключены к вашей нервной системе надлежащим образом, что позволяет вам испытывать ваш собственный опыт»[30]. Звучит разумно. Так в чем же проблема? Большинство современных философов готово признать физические основы любых психических явлений и практического опыта, однако многие возражают против того, что суть психических явлений и субъективного опыта целиком и полностью описывается на нейронном уровне. По мнению Фланагана, в том, что сознательные психические состояния имеют феноменологическую сторону, нет ничего загадочного. Это часть системы кодирования.
Итак, мы входим в современную эпоху с оставшимися нерешенными вопросами. Притом что в нейробиологии уже установили механизмы рефлексов, взаимодействия нейронов и наследования характерных признаков и прочих свойств, никто и понятия не имел, как мозг формирует так называемый феноменальный сознательный опыт. В науке о мозге и психике не произошло эйнштейновского прорыва, и хотя ничто не мешало когнитивным психологам исследовать содержимое черного ящика сознания, молодым ученым настоятельно не рекомендовалось туда влезать.
Фрэнсис Крик – современной науке: изучать сознание можно
Через двадцать лет после того, как Джордж Миллер решил на время прекратить работу с сознанием, не кто иной, как Фрэнсис Крик, человек неустрашимый и творческий, обладатель редкого ума, движимый желанием все знать, взялся за дело и вытащил эту тему из архивов. Да-да, тот самый Фрэнсис Крик. С ранних лет его интересовали две нераскрытые тайны – происхождение жизни и сознание. Тридцать лет он бился над первой из них, а потом ощутил настоятельную потребность заняться второй. И вот в 1976 году, в совсем еще юном возрасте шестидесяти лет, когда другие начинают подумывать о заслуженном отдыхе, он уложил чемоданы и уехал из Кембриджа в Сан-Диего, в Институт биологических исследований Солка, чтобы начать новую научную жизнь, на этот раз в нейробиологии.
Вскоре после того, как Крик перебрался в Институт Солка, мне довелось посетить его, и я оказался в его потрясающем кабинете с видом на море. Крик тогда только начинал вникать в нейробиологию, и вместе с ним трудились другие талантливые ученые. Не зная, как бы включиться в разговор, я спросил: «Что можно сказать о временных параметрах, которые диктуются молекулярными процессами, и как они соотносятся с различными временными параметрами, действующими при функционировании нейронов? На каждом уровне происходят свои процессы, как они соотносятся?» Кажется, вопрос ему понравился, и через несколько месяцев я, приободренный той встречей, пригласил его принять участие в небольшом съезде на Муреа, темой которого были проблемы памяти и организацией которого я занимался. Он согласился, не раздумывая. Крика всегда раздражали разговоры о заведенных порядках в любой области, он прямо-таки терпеть этого не мог. Он любил хороший эксперимент, но непременно хотел докопаться до смысла того или иного наблюдения в более широком контексте. Он вечно переворачивал все с ног на голову. Видимо, только такой человек и мог вытолкнуть науку о сознании за границы устоявшихся классических воззрений.
Крик принялся изучать нейроанатомию и штудировать литературу по нейрофизиологии и психофизике нервной системы. В 1979-м, года через два после того, как он занялся этой областью знаний, его попросили написать статью для журнала Scientific American о последних достижениях в исследованиях мозга. Перед ним стояла задача «показать в общих чертах, в сколь немалой степени эта тема касается тех, кто вроде бы остается в стороне от нее». Крик написал о своем неприятии бихевиористского и функционалистского подхода к мозгу как к черному ящику. Вообще говоря, объектом исследований были именно процессы, происходившие в этом черном ящике. «Идея черного ящика плоха тем, что довольно быстро достигается тот уровень, когда несколько противоположных теорий одинаково хорошо объясняют наблюдаемые эффекты, если только ящик не устроен совсем примитивно»[31]. Но никто и не думал, что черный ящик устроен примитивно.
Также Крик отметил чересчур узкую специализацию исследователей мозга. Им следовало бы избавиться от научной «провинциальности» и перейти к более открытому обсуждению в междисциплинарных областях. Психологам надо было разобраться в строении и функциях мозга, а анатомам – в психологии и физиологии. Свой обзор он, разумеется, основывал на информации о десятках, а то и о сотнях когнитивистов[32] и перспективных молодых нейробиологов-когнитивистов, включая вашего покорного слугу[33], уже начинавших разрабатывать проблему сознания. Но признать, что главной задачей в этой сфере является изучение физических основ сознания, заставил ученых именно Крик с его особым, отличным от всех остальных статусом.
Толика нейропсихологии с добавкой физики и химии никому не помешала бы, а Крик рассчитывал получить теоретический инструмент – им могла бы стать новая область теории коммуникации, так что будьте добры изучить и это тоже. Невозможно составить общую теорию без рассмотрения всех аспектов и всех уровней работы мозга и поведения человека. Если ты хорошо разбирался лишь в определенном вопросе, тебе не стоило рассчитывать на всеобъемлющую концепцию.
Одно из условий Крика оказалось выполнить труднее всего. Он предлагал нам изменить отношение людей к точности их собственной интроспекции, ибо «наша интроспекция обманывает нас на каждом шагу»[34]. В качестве примера такого самообмана он, в частности, приводил слепое пятно в наших глазах. Кроме того, он отчитал современных философов (за исключением Деннета, надо полагать) за игнорирование этого явления:
