Несмотря на выраженную независимость этих модульных систем, взаимодействие модулей помогает координировать поток сознания. Благодаря взаимосвязи каждый модуль получает самую свежую информацию о личном опыте человека. Точно так же, как новостные каналы рассказывают гражданам о текущих событиях в мире, взаимодействие модулей координирует информацию, гарантируя их слаженную работу в целом. Мы замечаем лишь такие взаимосвязи, которые срабатывают невпопад. Громкий шорох у вас в саду среди ночи вызовет в подкорке реакцию на опасность, и вы будете готовы позвонить в полицию, но в следующее мгновение включится когнитивный процесс, и вы поймете, что нахальный енот опять роется в вашем мусорном баке. Спасибо лимбической системе за то, что она быстро мобилизовала вас на борьбу с потенциальной опасностью, – впрочем, ничего страшного не произошло, просто добавится хлопот с утренней уборкой.
Вот это непрерывное взаимодействие мысли и чувства – иначе говоря, модулей подкорки и коры мозга – и создает то, что мы называем сознанием. Прилив сильных чувств и отвлеченные размышления, очевидно, ощущаются по-разному, однако любая форма сознания – это опыт, основа уникального восприятия действительности. Наша индивидуальная история жизни определяется закономерностями, по которым разнообразные формы сознательного опыта включаются в процесс осознания и вытекают из него. Лучшее объяснение многообразию форм и вездесущности сознания в мозге – модульная архитектура мозга. Теперь надо составить концепцию – каким образом сотни, если не тысячи встроенных в многослойную структуру модулей (притом что каждый слой способен генерировать формы сознания) в любой момент обеспечивают нам единовременный и обобщенный сознательный опыт, так что один эпизод плавно перетекает во времени в другой без видимых границ. Как мы узнаем в 9 главе, ключевая идея здесь – время. Это бесконечная цепь модулей, срабатывающих в самый благоприятный момент.
Подробности позже, а пока надо разобраться с более насущным и трудным вопросом. Можно строить разные схемы преобразования мозгом нейронных возбуждений в психические события, но в любом случае мы должны постараться понять, каков разрыв между этими двумя явлениями – объективным (связанным с нейронами) и субъективным (психическим) – и возможно ли в принципе его преодолеть. Можно думать, что состояния сознания, как мы их называем, возникают под контролем локальных модулей или центральных сетей мозга – все равно от этого разрыва никуда не денешься. Кое-кто полагает, что это нерешаемая задача.
Прежде чем подступиться к этому фундаментальному вопросу, нам придется вспомнить, о чем размышляли математики и физики последние примерно полторы сотни лет. Все-таки главные для истории человечества теории – относительности и квантовую теорию – создали они. Их мыслительная деятельность достигла запредельных высот человеческого разума, они разгадывали самые непостижимые тайны науки. Биологи, психологи и нейробиологи, можно сказать, пренебрегали плодами трудов математиков и физиков, считая, что это все не имеет отношения к проблемам сознания. Я же думаю, что мы сумеем извлечь пользу из их выводов, ибо физико-математическая идея о дополнительности (комплементарности), предполагающая двойственность описания и существования для одного объекта, осталась недооцененной. Поможет ли она нам разобраться с глубоким разрывом между психикой и мозгом? Позволит ли закрыть «логическую брешь» между реальностью физического мира – нашим материальным мозгом, который состоит из химических веществ, подчиняющихся законам физики, – и реальностью вроде бы нематериального субъективного опыта? Я полагаю, да, но давайте не будем забегать вперед, а познакомимся с физическими основами – возможно, важнейшими для нас.
Часть III
Рождение сознания
Глава 7
Принцип дополнительности: подарок физиков
Те, кто не испытал шока при первом знакомстве с квантовой теорией, вероятно, ничего не поняли.
Нильс Бор
В 1868 году физик, альпинист, просветитель и профессор Королевского института Великобритании Джон Тиндаль выступал на заседании физико-математической секции Британской ассоциации содействию развития науки. В своем докладе он обозначил следующую проблему:
Невозможно представить себе переход от физики мозга к соответствующим проявлениям сознания. Даже если определенная мысль возникает одновременно с определенным молекулярным процессом в мозге; у нас нет органа интеллекта, как нет и какого-либо рудимента подобного органа, который позволял бы нам совершить такой переход посредством рассуждений… «Как связаны эти физические процессы с проявлениями сознания?» Пропасть между этими двумя классами явлений пока еще остается непреодолимой для ума[1].
И вот спустя 150 лет мы не так уж далеко продвинулись, как нам хотелось бы. Мы изучили до известного предела электрические разряды, движение и группировки молекул и даже некоторые соответствующие состояния мозга; особенно это касается исследований зрения. Но, в отличие от Тиндаля, я считаю, что у нас есть орган, способный выполнить эту задачу. Надо только правильно сформулировать основные вопросы для темы о происхождении психики из мозга. Как нам следует трактовать этот крайне неудобный разрыв между нашей биологией и нашим разумом?
То, что провал (или разрыв) представляет собой проблему, признают все. Но только лишь 25 лет назад философ Джозеф Левин придумал для него официальный термин – разрыв в объяснении – и позднее описал его в книге Purple Haze («Лиловый туман»):
Мы понятия не имеем – и я настаиваю на этом, – каким образом объект физического мира мог бы создать субъект опыта, обладающий состояниями с полным набором качественных признаков, а не просто одним из них. Вот я смотрю на свой красный футляр для дискет и получаю зрительный опыт, признак которого – красный цвет. Свет определенного спектра отражается от футляра и определенным путем попадает на мою сетчатку. Далее в результате стимуляции сетчатки передаются импульсы глазному нерву, что в конце концов приводит к различным состояниям нервов в зрительной коре головного мозга. Где здесь события, которые объясняют мое восприятие красного цвета? По-видимому, между физическим и ментальным описанием нет никакой явно выраженной связи, и, следовательно, невозможно объяснить второе в терминах первого[2].
Левин оставляет нас перед пропастью, которая разверзлась между физическим уровнем взаимодействующих нейронов и туманным, как нам кажется, уровнем сознательного опыта. Например, мы понимаем, что боль вызывается возбуждением волокон типа С в нервной системе и почему возникает пауза между нашей двигательной реакцией и ощущением, но объяснение причинных связей ничего не говорит о самом ощущении боли как о субъективном восприятии.
На сегодняшний день проблема психика/тело базируется на двух надежных, но с виду несовместимых тезисах: (1) верна некая форма материализма, или физикализм; (2) физикализм не дает объяснения феноменальному сознанию, то есть непосредственным ощущениям, или квалиа. Выберите первый тезис – и вы материалист, второй – дуалист. Однако Левин без тени сомнения выбирает оба. Он материалист, и он считает, что факты непосредственного чувственного опыта не могут быть следствием фактов физических. Можно ли усидеть на двух стульях? Большинство философов и нейробиологов скажут, что нельзя – как же он это делает?
