Дхаритриисан установила камеру на штатив, чтобы записывать на видео движения животных, и начала фиксировать в полевом журнале дату, время, температуру воздуха, погодные условия и особенности поведения животных. Она готовила к запуску многолетнюю кампанию по надеванию GPS-ошейников на живущих в парке африканских копытных животных. Все данные будут передаваться по беспроводной связи в «Лабораторию пчелиного роя», где с их помощью попробуют наконец ответить на вопрос, почему животные собираются в стада.
Одно из самых известных объяснений, которое она планирует проверить, называется «теория многих глаз». Согласно этой теории, чем больше глаз в стаде, тем выше вероятность обнаружения хищника либо нового источника пищи. Поочередно сканируя пространство, члены стада могут чаще отдыхать и спокойно пастись. Многие африканские копытные – зебры, гну, газели и антилопы, – склонны образовывать смешанные стада – вероятно, для того, чтобы преимущества одного вида могли компенсировать недостатки другого. Например, зебры близоруки, но зато отличаются превосходным слухом, тогда как гну и жирафы имеют острое зрение. Собравшись вместе, они имеют больше шансов вовремя увидеть или услышать подкрадывающегося к ним льва.
Чтобы проверить эту теорию, Дхаритриисан планировала закрепить на ошейниках не только GPS-приемники, которые будут отслеживать местонахождение всех копытных, но также гироскопы и акселерометры, которые будут записывать все движения головы, что поможет определить направление взгляда. К настоящему моменту ученые провели совсем немного подобного рода исследований. Как сказала Дхаритриисан, виной тому крайне сложная логистика. «В дикой природе такие исследования нереально провести из-за огромных пространств; мы не имеем для этого достаточных ресурсов, – сказала она. – Лаборатория тоже не подходит, но уже из-за огромных размеров самих животных». К счастью, владельцы парка Six Flags Great Adventure, сами того не ведая, создали идеальную площадку для проведения научных исследований.
В условиях дикой природы ученые часто вынуждены отказываться от получения настолько детализированной информации и довольствоваться более общими данными. Благодаря развитию спутниковых технологий, человек внезапно обрел возможность подобно богу следить за передвижениями животных на огромных территориях. В прошлом ученые надевали на животных ошейники с радио-маячками, а затем гонялись за ними на джипах, оборудованных специальными антеннами. Сейчас исследователи вешают GPS-ошейники и забывают про изучаемых животных на несколько месяцев, а затем просто скачивают собранные данные, причем все чаще это делается не вручную, а беспроводным способом. Эта новая технология, в сочетании с появлением детализированных спутниковых снимков, позволяет увидеть, как группы млекопитающих создают миграционные пути и потом из поколения в поколение перемещаются по ним. Некоторые из этих миграционных путей, например, пути миграции канадских толсторогих баранов, существуют, судя по всему, десятки тысяч лет.
Несколько лет назад эколог Хэтти Бартлам-Брукс повесила GPS-ошейники на группу зебр, обитающих на территории Ботсваны в дельте реки Окаванго. В то время считалось, что эти зебры никогда не покидают пределы дельты, поэтому, когда с наступлением сезона дождей все они внезапно исчезли из виду, Бартлам-Брукс посчитала, что их съели львы. Однако спустя шесть месяцев помеченные зебры вернулись. Когда Бартлам-Брукс получила доступ к ошейникам и скачала собранные данные, она выяснила, что эти зебры каким-то образом оказались в другой части страны в районе соленого озера Макгадикгади, где питались свежей травой.
Изучив архивы, она узнала, что в прошлом зебры постоянно мигрировали по этому маршруту, однако миграция прекратилась после того, как в 1968 году правительство Ботсваны установило сотни ветеринарных заборов. Один из заборов десятки лет перекрывал миграционный путь зебр, пока в 2004 году правительство не приняло решение демонтировать его. Забор простоял тридцать шесть лет, а средняя продолжительность жизни зебры составляет двенадцать лет, следовательно, ни одна живая зебра никак не могла знать или помнить этот маршрут. Но каким образом тогда зебры поняли, куда им идти?
Когда я дозвонился до Ботсваны и поговорил с Бартлам-Брукс, она первым делом исключила мою первую догадку: я предполагал, что зебр могло привлечь большое количество травы на пути к озеру. Но оказалось, что они проскакали несколько сотен миль по пустыне Калахари, где растет только сухой кустарник. Соавтор исследования, Питер Бек, объяснил мне, что миграция по определению подразумевает не только преодоление огромных расстояний, но и большие риски: мигрируя, животные несут значительные «энергетические расходы». Любой долгий переход – это всегда азартная игра. (Видимо, поэтому в путешествие отправились не все зебры. Даже среди зебр встречаются как смелые, так и трусоватые особи).
Поиск новых путей миграции сопряжен с огромными рисками, поэтому надежные маршруты имеют большую ценность, а на их прокладку затрачиваются огромные усилия. Старшие члены стада учат своих детей находить единственно правильный путь, и эти знания традиционно передаются из поколения в поколение. Но, как и любая другая традиция, миграционные пути крайне уязвимы и легко разрушаются. Однажды прерванный маршрут редко когда восстанавливается. То, что зебрам удалось найти проложенную предками дорогу, является редким исключением из правил.
Тем не менее я так и не получил ответ на главный вопрос: как им это удалось? Я уговорил Бертлам-Брукс поделиться своими соображениями на этот счет.
Ее ответ меня удивил. Она сказала, что скорее всего зебры раз за разом натыкались на слоновьи тропы и шли по ним от одного источника воды к другому, пока в итоге не добрались до солончаков.
– Слоны живут гораздо дольше, чем зебры, – сказала она, – поэтому, когда заборы были снесены, некоторые слоны, вероятно, вспомнили древний путь, по которому они неоднократно ходили в прошлом. Слоны могли без труда протоптать новые тропы, ну а зебры могли ими воспользоваться.
Ну конечно, подумал я. Слоны.
* * *
Однажды я провел три недели в саванне Танзании и за это время прошел пешком от кратера Нгоронгоро до действующего вулкана Ол-Доиньо-Ленгаи. Днем мы наблюдали за пасущимися вдали жирафами, буйволами и десятками видов антилоп, чьи рога напоминали инсталляции Дейла Чихули. По ночам нас донимали гиены. Они терлись о стены наших палаток, тыкались в них оскаленными мордами, издавая при этом жутковатые, похожие на смех звуки.
Идти было тяжело. Земля была покрыта высокой желтой травой и изрезана глубокими рвами, которые там называются дренажом. К счастью, слоны оказались талантливыми дорожниками и протоптали для нас сеть удобных троп. Каждый раз, спускаясь по слоновьей тропе в очередной ров, я не переставал удивляться тому факту, что слоны всегда умудрялись находить самый пологий склон в радиусе как минимум ста метров. Я недоумевал: откуда слон знает, куда ему идти, если этого не знаем даже мы, несмотря на все карты и компасы?
Топографический гений слонов – дар, о котором мечтает любой, кому довелось оказаться в мире колючего кустарника и жалящих листьев – часто упоминается в колониальной литературе. «Прозорливость, которую они проявляют при „прокладке дорог“, кажется невероятной, – однажды написал сэр Джеймс Эмерсон Теннент про цейлонских слонов. – Слон неизменно выбирает самое благоразумное направление движения к конечной точке маршрута, переходя для этого самые безопасные броды». То же самое можно сказать про африканских слонов, писал поэт Томас Прингл. Прокладывая тропинку, они действуют «с величайшей рассудительностью, всегда выбирая наилучший и кратчайший путь к следующему участку открытой саванны, броду или реке; и в этом смысле они принесли нам огромную пользу, поскольку открыли для нас новые пути в самых сложных и труднодоступных местах».
