Мы ехали очень медленно. Гарри часто останавливался, после чего они выходили из машины и внимательно изучали свежие следы на земле. Во время одной из остановок я перебрался в грузовой отсек пикапа, чтобы занять более высокую и удобную позицию для наблюдения и не встречаться взглядом с Бесси. В матрилинейных и матрилокальных семьях навахо овцы традиционно принадлежат женщине, поэтому привязанность Бесси к своим овцам не вызывала у меня никаких сомнений. Кроме того, стадо говорит не только о достатке Бесси – в данном случае речь шла примерно о десяти тысячах долларов, – но также о ее трудолюбии и приверженности традициям. Потерянные мной овцы были живым наследством, которое она получила от своих предков, чтобы когда-нибудь передать его своим внукам.
Потратив час на бесплодные поиски, мы сдались и поехали домой. Там нас ждала Пэтти с двумя своими шумными детьми. Они сидели на диванах в светлой гостиной комнате. Пэтти перестала шикать на детей и поприветствовала меня.
– Сколько овец потерял? – спросила она.
– Всех до единой, – тяжело вздохнув, ответил я.
– Не переживай, такое случается сплошь и рядом, – сказала она. – Рано или поздно они всегда находятся. Может, одну овцу загрызет койот. Такое тоже бывает. Нам не впервой.
С собой Пэтти привезла переносной холодильник, доверху набитый сырыми скёрт-стейками – угощение для Гарри и Бесси, которые жили в часе езды от ближайшего продуктового магазина и не имели своего холодильника. Я сидел в гостиной и рассматривал стены, на которых висели старые семейные фотографии, календари и большой гобелен, привезенный недавно вернувшимся из армии одним из сыновей Бигеев, с изображением двух офицеров в колониальной военной форме, которые, сидя верхом на слоне, охотятся на тигра. Книжная полка была забита старыми номерами National Geographic. Диваны были аккуратно застелены покрывалами. По всей комнате носились мухи.
Через некоторое время я увидел за окном Гарри, который верхом на лошади гнал перед собой половину стада. Наблюдая за тем, как они торопливо забегают в загон, я почувствовал небольшое облегчение. Но расслабляться было рано – второй половине овец по-прежнему угрожали койоты.
После ланча мы вернулись в машину, но поехали не на запад, где я потерял овец, а на север – в сторону ветряной мельницы, которую я уже видел утром. Грунтовая дорога вела в центр долины.
Пэтти указала рукой в левую сторону и сказала, чтобы я больше не водил овец на запад. «Там на холмах они все словно сходят с ума», – пояснила она. Кроме того, добавила она, неопытный пастух может легко потерять их из виду среди деревьев и оврагов. Лучше водить их широкими кругами по периметру долины, которую я позже стал называть «салатницей». (Я вспомнил схему, нарисованную Бесси на песке. Она как раз была похожа на салатницу, разделенную дорогой на две половинки: ϕ).
Мы подъехали к мельнице, которая под мерное постукивание спрятанных внутри механизмов неторопливо выкачивала воду из-под земли. На флюгере красной краской было написано: Компания Аэромотор/Сан-Анджело, Техас/США. Рядом стояло корыто и цистерна с водой, за которой в тенечке прятались овцы.
Мы их сразу пересчитали. Все овцы были на месте. Ни одна из них, к счастью, не была съедена койотами. Собаки в полном составе лежали рядом. Волнение отступило, и я наконец смог вздохнуть спокойно. (Видимо, эти собаки не так уж бесполезны, подумал я).
Пэтти попросила меня отвести овец домой.
– Только медленно, – добавила она.
Я вылез из пикапа и обошел овец по кругу. Они добродушно смотрели на меня и, судя по всему, не испытывали никаких угрызений совести. Только у собак хватило такта отвести глаза, хотя как раз их было сложно в чем-то упрекнуть.
Когда овцы напились, мы отправились в обратный путь. Они, похоже, хорошо знали дорогу домой, поэтому я перекинул трость через плечо и неторопливо брел за ними по залитой солнцем долине. Жизнь пастуха снова стала казаться мне простой и беззаботной.
Когда мы наконец вернулись на участок Бигеев, я погнал овец в довольно высокий, примерно по плечо, загон, который был сделан из деревянных досок, металлолома и кусков брезента. Вторая половина стада уже поджидала нас в загоне и отчаянно блеяла. Мои овцы с энтузиазмом блеяли им в ответ. Стоило мне открыть дверь загона, как сразу же начался невообразимый хаос: запертые овцы попытались сразу же сбежать на волю, в то время как мои овцы не менее отчаянно стремились проникнуть внутрь. Никогда не думал, что своими глазами однажды увижу, как выглядит рой овец. Голодные ягнята прорвались к своим матерям и, путаясь под ногами, сразу начали тыкаться в вымя, не обращая никакого внимания на продолжающих забегать в загон взрослых овец. Несмотря на все мои усилия, две голодные овцы всё-таки умудрились сбежать. Я решил, что рано или поздно они прислушаются к стадному инстинкту и вернутся, но, к моему ужасу, этот инстинкт первым проснулся не у них: большая часть стада внезапно решила во что бы то ни стало последовать за беглецами.
Сбой, насколько я понял, произошел из-за того, что моя половина стада успела хорошо нагуляться и набить животы травой, тогда как овцы, которых нашел Гарри, провели полдня в загоне и сильно проголодались.
В итоге мои подопечные разбрелись по всему участку в поисках травы. Что бы я ни делал, возвращаться на место они не собирались; стоило мне подогнать их поближе к загону и открыть ворота, как вожаки сразу поднимали головы и галопом уносились прочь, увлекая за собой все стадо. В конце концов две мятежные овцы соизволили вернуться в загон, но произошло это только после того, как они до отвала наелись и успокоились. Это был последний урок, который мне пришлось усвоить. Как сказал Мьюр: «Овцами, как и людьми, невозможно управлять, если они голодны».
* * *
За тысячи лет пастухи и их подопечные успели неплохо приспособиться друг к другу. Постоянное общение предопределило особенности их поведения и даже изменило внешний вид: пастухи заинтересованы в том, чтобы овцы быстро набирали вес, в то время как овцы вынуждают их постоянно поддерживать хорошую физическую форму. Если пастухи во все времена избавлялись от овец (проще говоря, забивали их на мясо), которые не желали следовать за стадом, то овцы избавлялись (доводя до безумия или депрессии) от пастухов, не умевших ими управлять.
Однажды утром Бесси понадобилось куда-то отъехать по своим делам, поэтому она отправила Гарри пасти овец, а мне поручила приготовить обед. Оставив бобы вариться на медленном огне, я вышел на улицу, чтобы понаблюдать за работой Гарри. К моему удивлению, при нем овцы вели себя совершенно спокойно и подолгу щипали траву, стоя на одном месте, тогда как со мной они становились суетливыми как мухи. Будучи слишком старым для долгих пеших прогулок, Гарри сидел верхом на гнедом жеребце с белой звездой на лбу. Он неторопливо объезжал стадо, притормаживая вожаков и подгоняя отстающих. Его жеребец переставлял ноги с грациозностью профессионального танцора и за все время ни разу не перешел на рысь. Когда одна из овец отбивалась от стада, Гарри обычно за ней возвращался, но иногда мог и не обратить на неё никакого внимания, если был уверен в том, что именно эта овца сама рано или поздно догонит стадо.
