Прибывшие на этот континент в шестнадцатом и семнадцатом веках европейцы имели совершенно иные взгляды на жизнь. Северная Америка была для первых колонистов «Новым светом», а сами они больше всего напоминали инопланетян. Бог этих бледнолицых пришельцев сказал им, что жизнь на Земле была создана для них, и велел им «наполнять землю и покорять ее». Земля, на которой не пасли домашних животных, не выращивали хлеб, не вырубали леса и не добывали полезные, по умолчанию считалась «бесхозной». Право собственности на землю, с их точки зрения, может возникнуть только у того, кто ее трансформирует. Коренные американцы, с их общими правами на землю и методами медленной и тонкой экосистемной инженерии (слишком медленной и тонкой, по мнению европейцев), в этом смысле имели не больше прав на свои земли, чем любые другие обитатели лесов. «Их земля обширны и пусты, – заметил один пуританский миссионер, – а самих их мало. Они только и делают, что бегают по траве, словно лисы и дикие звери».
Первые английские колонизаторы вели себя как подростки, попавшие в тихий и уютный особняк. Обнаружив несметные богатства (золото, древесину, меха), они приступили к переустройству нового места жительства. Они расчищали леса и огораживали поля для того, чтобы заниматься земледелием на английский манер, строили дома в английском стиле, мельницы и церкви, давали английские названия географическим объектам и населенным пунктам (часто используя чисто английские топонимы – например, тот же Гэмпшир). Они признавали богатство и красоту этой земли, но даже не представляли, каких трудов это стоило коренным американцам; родившись в местах, где почти не осталось деревьев, они восхищались величественными лесами, не понимая, что они стали таковыми благодаря индейцам; они радовались изобилию диких оленей, не подозревая, что оно было достигнуто благодаря профилактическим выжиганиям и осмысленной охоте. В отличие от коренных американцев, британские фермеры быстро истощили почву; тогда они начали тоннами вылавливать речную и морскую рыбу, чтобы использовать ее в качестве удобрения (что привело, по словам одного путешественника, к появлению «почти невыносимого запаха»). Они по-варварски охотились на оленей и лосей из своих ружей и едва их полностью не истребили. Используя железные пилы, они безжалостно валили леса, а из особенно больших и прямых сосен делали мачты для кораблей, которые, в свою очередь, доставляли из-за океана еще больше людей.
Тем временем сама Англия пребывала в плачевном состоянии. По иронии судьбы, именно заборы и двуручные пилы довели ее до упадка. В конце семнадцатого века, в то самое время, когда король Карл активно продавал королевские леса богатым землевладельцам, аристократы запустили процесс «огораживания» – ограждения некогда общинных полей и пастбищ. Огораживания повысили урожайность, но сделали тысячи крестьян бездомными; за период с 1530 по 1630 годы около половины сельских жителей была вынуждена покинуть свои земли. Беженцы стекались в города, а затем отправлялись за океан, окончательно разрывая все связи с землями своих предков.
В то же время стоимость дров в Англии взлетела до небес, поэтому людям пришлось отапливать свои дома дешевым топливом, которое называли «морским углем». В результате перенаселенные города Англии накрыло, как писал один писатель того времени, «адским и зловещим облаком». Роджер Уильямс, основатель колонии, которая впоследствии станет штатом Род-Айленд, говорил, что «туземцы» (скорее всего это были наррагансетты либо вампаноаги) часто спрашивали его: «Зачем англичане сюда приходят?» Коренные американцы были уверены в том, что англичане сожгли все хорошие дрова у себя дома и поэтому пересекли океан в поисках новых. Они были недалеки от истины.
Колонизаторы принесли с собой сложную форму торговли (сейчас мы называем ее капитализмом), суть которой сводилась к созданию, обмену и накоплению абстрактной денежной стоимости. Вещи и действия могут быть конвертированы в деньги, которые, в свою очередь, могут быть обменены на другие вещи и действия – срубленный лес мог стать мешком, полным монет, которые в свою очередь могли превратиться в годовой запас зерна. Эта хитроумная система позволяла создавать глобальные торговые сети. Строились корабли, собирались и продавались ресурсы, возникали империи. Отношение людей к земле понемногу менялось. Земля перестала быть просто местом проживания и источником жизни. Она превратилась в товар, стоимость которого могла и должна была быть максимизирована.
Исконное население Северной Америки не было чуждо торговле. Задолго до прибытия европейцев континент был покрыт сетью торговых путей, по которым перевозилось огромное количество самых разных товаров: соль, морские раковины, перья, кремень, красители, шкуры, меха, серебро, медь и жемчуг. Однако с приходом капитализма товарооборот значительно вырос благодаря деньгам, точнее говоря, нанизанным на шнур раковинам, которые назывались вампумпеаг и популяризировались колонизаторами в качестве универсальной валюты. Внезапно казалось бы бесконечные ресурсы континента стали доступны ненасытной Европе. Безумная страсть чужаков к определенным товарам животного происхождения – бобровым, оленьим и бизоньим шкурам, – взвинтила на них цены, побудив коренных американцев (заполучивших к тому моменту европейские ружья и капканы) убивать диких животных в немыслимых ранее количествах. По мере снижения зависимости от местной экосистемы неизбежно снижалось и стремление коренных народов тщательно заботиться о ней; если индейцы истребляли всех индеек, бизонов или оленей в округе, они всегда могли купить курицу или говядину в городе. Некоторые племена покинули леса, чтобы поселиться на побережье и собирать раковины, необходимые для изготовления вампумпеага.
Постепенно строгая земельная этика коренных американцев начала размываться. Кроме того, многие племена были обращены в христианство, что также способствовало быстрому уничтожению традиции бережного отношения к растениям и животным. Этот культурный сдвиг в сочетании с агрессивными военными кампаниями, нечестными договорами и новыми болезнями породил то, что историк окружающей среды Уильям Кронон назвал катастрофической смесью «экономического и экологического империализма». Образовался порочный круг: индейцы теряли земли и лишались традиционных пищевых ресурсов, при этом постоянно усиливалось навязывание европейского образа жизни, для поддержания которого требовалось расширять территории и потреблять все больше и больше ресурсов. В то же время европейцы внезапно начали фетишизировать исчезающее туземное население, причём исключительно в европейских терминах, называя их «благородными дикарями», «детьми Эдема», а позднее, с легкой руки Шепарда Креча III, даже «экологическими индейцами»: исконными обитателями дикой природы, физическим и духовным воплощением всего того, что многие европейцы боялись ненароком полностью уничтожить.
Индейцы постепенно вымирали и ассимилировались, а англичане продолжали наводнять страну. Новый свет становился все более похожим на Старый; в сельской местности появились огороженные заборами поля, на которых росли английские культуры с английскими травами (а также, разумеется, английскими сорняками) и паслись английские коровы, английские овцы и английские свиньи. Земля была застроена фермами, в лесах кишмя кишели лесорубы, в океанах ставились рыболовные сети. Нерентабельные пространства превращались в прибыльные: осушались болота, орошались засушливые земли, истреблялись хищники. Фермы превратились в плантации. Мастерские превратились в фабрики. Металлы добывались, нефть выкачивалась. Благодаря несметным природным богатствам – часто добытым с использованием рабского труда, – жители разрозненных колоний создали самое богатое и могущественное государство на планете, ставшее центром капиталистического мира.
