В коттедже было четыре просторные и довольно уютные комнаты,
которые можно было по желанию превратить в два отдельных помещения, закрыв
соединительную широкую дверь.
В большой передней комнате стояли две аккуратно застланные
кровати; в ней было достаточно места, чтобы она могла служить также и гостиной.
Меблировка была не хуже, чем в первоклассном отеле. Вокруг небольшого стильного
письменного стола полукругом стояли три стула.
Пепельницы, а точнее все, что можно было использовать в
качестве пепельниц, было заполнено окурками. На табурете стояло пять стаканов,
а в корзине для бумаг возле письменного стола виднелись бутылки из-под ликера и
содовой. Помещение пропахло табаком и спиртным.
Кэрол пробормотала:
– Боюсь, что они уехали. Давайте-ка проверим, не осталось ли
здесь багажа.
Они обошли все комнаты.
Багажа не было. В ванной висели грязные полотенца. На одной
из полочек лежали безопасная бритва и помазок. Кэрол посмотрела и воскликнула:
– Да это же папина бритва!
– Возможно, он возвратится? – предположил Мейсон.
– Его чемодана нет. А бритву и помазок он просто забыл,
такое с ним часто случается.
– Так что вы не думаете, что он вернется?
– Нет. Этот коттедж выполнил свою роль, ради которой его
арендовали.
– Какую?
– Политическое совещание. Несколько заправил из Сакраменто.
Я не могу вам сказать, кто на нем присутствовал, и даже не осмелюсь намекнуть,
о чем они договаривались. Это политический динамит, нечто настолько
грандиозное, что преждевременное обнародование их планов погубило бы
политическую карьеру участников совещания.
– Ол райт, – пожал плечами Мейсон, – это ваша забота. Что вы
теперь намерены предпринять?
– Ничего. Просто заберу папины бритвенные принадлежности.
Больше нам нечего здесь делать.
Мейсон молчал.
Кэрол взяла в руки помазок и задумчиво посмотрела на
безопасную бритву на стеклянной полочке.
– Он ее даже не вымыл! – пробормотала она. Затем повернулась
к Мейсону: – Как вы считаете, мне следует их вымыть и вытереть?
– Все зависит…
– От чего?
– От того, считаете ли вы важным установить тот факт, что
ваш отец здесь находился.
– Он ни за что в этом не сознается!
– Почему?
– Я же объясняла: это было бы политическим самоубийством.
– Но ведь это не повредило бы карьере вашего отца, не так
ли?
– Что именно?
– Факт, что он здесь находился.
– Нет, папе не повредит. Я говорю об остальных.
– Ну а если ваш отец не будет упоминать их имена?
– Ну и что от этого изменится?
– В том случае, если вашему отцу придется давать показания,
где он находился вчера вечером, эта бритва могла бы стать косвенным
доказательством. Микроскопическое исследование волос, понимаете?
У Кэрол посветлело лицо, она поняла значение сказанных
Мейсоном слов.
– Вы правы! – воскликнула она. – Вы сто раз правы!
– Вы могли бы зайти в офис управляющей, – продолжал Мейсон,
– объяснить ей, что желаете сохранить за собой этот коттедж на неделю,
заплатить наличными и договориться, что все здесь останется нетронутым. Чтобы
никому не разрешали сюда входить, даже уборщице.
– Это мысль. Пойдемте!
Мейсон добавил:
– Мы должны запереть входную дверь. Ключа нигде не видно?
Они обыскали все помещение, но ключа так нигде и не нашли.
Дверь номера тринадцать была заперта, ключ торчал снаружи, но к номеру
четырнадцать ключа не было.
– Очевидно, ключ забрали с собой, – пробормотал Мейсон. –
Как вы думаете, где в настоящее время может быть ваш отец?
Кэрол в панике посмотрела на адвоката:
– Поехал назад на яхту. Полиция будет ждать его там для
допроса, и он скажет какую-нибудь ужасную глупость в отношении того, где он
находился. Все, что угодно, лишь бы не признаться, что был здесь.
– Давайте договоримся со здешней администрацией и сразу же
поедем в Лос-Анджелес, попытаемся разыскать вашего отца, – сказал Мейсон.
Он придержал входную дверь, пропуская вперед Кэрол Бербенк,
не без удовольствия взглянул на ее стройные ножки, когда налетевший ветер
высоко задрал ее широкую юбку. Пока она боролась с юбкой, адвокат ухитрился
захлопнуть дверь – западный ветер с океана был очень сильным.
– Поговорите с управляющей сами, – попросила Кэрол и
внезапно добавила: – Вот тут немного денег на текущие расходы.
Она сунула ему в руку пачку двадцатипятидолларовых купюр,
перетянутую прорезиненной бумажной лентой со штампом лос-анджелесского банка и указанием
того, что в пачке находится пятьсот долларов.
Мейсон заметил:
– Так много не потребуется.
– Держите у себя. Будут и другие расходы. Учитывайте все
траты, потом разберемся.
Мейсон сунул деньги в боковой карман пиджака, вошел в
коттедж с надписью «Офис» и молча остановился у конторки в ожидании, когда
появится особа, действующая в качестве управляющего.
Ее улыбка была запрограммирована.
– Нашли нужных вам людей? – осведомилась она.
Мейсон ей доверительно сообщил:
– Своеобразная и довольно сложная ситуация.
Улыбка моментально исчезла с лица женщины, глаза у нее стали
холодными и неприветливыми. Она оценивающе переводила взгляд с Мейсона на
нарядную особу, стоящую рядом с ним.
– Да? – спросила она ледяным тоном. – В каком плане?
– Мы разыскивали отца этой молодой особы, – пояснил Мейсон.
– Он должен был встретиться с нами в коттедже номер четырнадцать, но мы
опоздали, и я боюсь, что он поехал нам навстречу в надежде перехватить по
дороге. Нам придется теперь разыскивать его, и мы боимся разминуться.
Женщина по-прежнему смотрела холодно и недовольно. Она
молчала, ожидая продолжения.
– Таким образом, – продолжал Мейсон, – у нас есть
единственный выход: договориться, чтобы вы никому не сдавали этот коттедж.
– За коттедж уплачено до двенадцати часов завтрашнего дня, –
сказала управляющая.
– В вашем журнале указаны фамилии людей, остановившихся в
этом коттедже? – спросил Мейсон.
