– Вы – мистер Мейсон, а это, видимо, миссис Мейсон, –
сердечным тоном произнес Ван Ньюис.
Пожимая протянутую руку, Мейсон внимательно посмотрел на
него.
– Мисс Стрит, – поправил он хозяина номера.
– О, пардон. Входите же, пожалуйста. Заранее прошу извинить
за состояние комнаты. Я не ожидал гостей, поэтому у меня беспорядок. Мисс
Стрит, садитесь вот сюда, это на редкость удобное кресло. Я только уберу с него
газеты и журналы.
Голос был приятный, хорошо поставленный и весьма
выразительный. Но черные глаза мистера Ван Ньюиса выражали беспокойство.
Видимо, именно это он и старался скрыть голосом. Каждое произнесенное им слово
было полно доброжелательности.
Он принялся наводить порядок в помещении, передвигаясь с
кошачьей грацией и легкостью.
С ноткой иронии Мейсон осведомился:
– Вы проявляете такое гостеприимство ко всем своим
посетителям? А если мы продаем книги или собираем пожертвования на
благотворительные цели?
Ван Ньюис добродушно улыбнулся:
– Ну и что, если это и так, мистер Мейсон? Вы пришли
повидаться со мной, не считаясь ни со временем, ни с усталостью. Не сомневаюсь,
что это вызвано важной причиной. Естественно, я обязан отнестись к вам с особым
вниманием. Я сам тружусь в сфере торговли и не устаю повторять, что любой
человек имеет право на уважительное к себе отношение.
– Что ж, весьма похвально, иного не скажешь. Так вы не
догадываетесь, кто я такой? – спросил адвокат.
– Нет.
– Я адвокат.
– Мейсон… Мейсон… Не Перри ли Мейсон?
– Совершенно верно.
– Разумеется, я слышал о вас, мистер Мейсон. Дафна
рассказывала мне о вашем визите.
– Дафна? – приподнял брови Мейсон.
– Миссис Милфилд.
– Ах да! Именно из-за нее я и нанес вам этот визит.
– В самом деле?
– Вы ее хорошо знаете?
– Да.
– А также ее мужа?
– Да, конечно.
– Тогда скажите, почему она раздумала лететь в Сан-Франциско
в пятницу?
Выражение глаз и лица Ван Ньюиса не изменилось, но голос все
же его подвел.
– Я крайне сожалею об этом, – пробормотал он смущенно. – Я
не представлял, что кому-то об этом известно.
– Могу ли я попросить у вас объяснения?
– Боюсь, что это абсолютно никак не связано со всем
остальным, чем интересуетесь вы, мистер Мейсон.
– Иными словами, вы хотите сказать, что это не мое дело?
– Нет-нет, ничего подобного! Пожалуйста, не истолкуйте мое
замечание неправильно, мистер Мейсон… Я… я просто считаю, что не имею права
знакомить вас с попутными деталями, как я бы их назвал.
– Почему?
– Прежде всего потому, что задет персональный элемент.
Именно я ездил в аэропорт и заставил Дафну вернуться. Ну и потом, это косвенно
затрагивает моего друга, я совершенно не уверен, разрешил бы он мне говорить об
этом, если бы остался в живых. Ну, а так… теперь уж он не может дать мне такого
разрешения!
– Вы имеете в виду Фреда Милфилда?
– Да.
– Так это связано с ним?
– Ну, это домашняя проблема.
– Послушайте, Ван Ньюис. Я не собираюсь ходить вокруг да
около. Полиция расследует убийство. Они не оставят ни одного камешка
неперевернутым. Я расследую то же самое убийство и могу точно сказать, что
сделаю то же самое.
– Могу я поинтересоваться, откуда вам известно о том, что
происходило в аэропорту? – хмуро спросил Ван Ньюис.
– Я же вам сказал: я расследую убийство Милфилда и
придерживаюсь мнения, что скрываемая поездка может быть с этим связана.
– Никакой связи не существует!
– Я предпочитаю сам судить об этом.
– Вы мне так и не сказали: откуда у вас такие сведения?
– Я не обязан вам этого говорить.
– Извините, я не могу согласиться.
– Черт побери, я изо всех сил стараюсь договориться с вами
обо всем по-хорошему, а вы вынуждаете меня прибегнуть к более жестким методам.
Поймите, если вы не предоставите мне удовлетворительного объяснения, мне
придется отправиться в полицию и поручить им допросить вас.
– Почему?
– Потому что я представляю тех людей, которые заинтересованы
в том, чтобы загадка гибели Фреда Милфилда была разрешена.
– Я сам в этом заинтересован. Если бы это хоть в какой-то
мере касалось убийства, я бы сразу все выложил.
– В любом случае прошу вас ответить, а я уж решу, существует
ли связь или нет.
Ван Ньюис посмотрел на Деллу Стрит, скрестил ноги, тут же их
снова выпрямил, достал из кармана серебряный портсигар и спросил девушку:
– Курите?
– Спасибо, – ответила она, беря сигарету. Мейсон тоже
потянулся к портсигару.
Все трое закурили.
– Уловка с сигаретами, – заметил Мейсон, – дала вам
необходимое время, чтобы собраться с мыслями, не так ли?
– Время-то она мне дала, – проворчал Ван Ньюис, – но не
подсказала, как следует поступить…
– Ну что же, подумайте еще! – предложил Мейсон, откидываясь
на спинку стула.
– Ол райт, – махнул рукой Ван Ньюис. – Скажите, вам что-нибудь
известно о Дафне?
– Абсолютно ничего.
– Она со странностями… очень эмоционально неуравновешенная
особа.
– А точнее?
– У нее случаются – как бы это выразиться? – эмоциональные
капризы, что ли!
– Уж не хотите ли вы сообщить мне в деликатной форме, что
она весьма ветреная особа?
– Нет-нет, ничего подобного! Знаете, я бы, пожалуй, окрестил
ее «эмоциональной цыганкой».
– Я не уверен, что понимаю, что такое «эмоциональная
цыганка».
– Ну, она подвержена сокрушительным взрывам чувств. К
счастью, такие приступы у нее быстро проходят. Они краткие, но с ними бывает
трудно справиться.
– Иными словами, она в кого-то влюбляется?
– Да… на короткое время.
– И последний приступ был недавно?
– Да.
– Роман с вами?
– Со мной? – Ван Ньюис рассмеялся. – Нет. Я слишком хорошо
ее знаю, а она меня. Я всего лишь плечо, на котором она рыдает, и ничем иным не
хочу быть. Нет, ее объектом стал какой-то парень из Сан-Франциско. Она оставила
Фреду записку, какие принято в подобных обстоятельствах писать мужьям, и уже
совсем было собралась удрать в Сан-Франциско к своему возлюбленному, потом
получить от Фреда развод или решать дело как-то иначе, как его больше
устраивало. Это же Дафна! Уж коли она споткнулась, то жди всяких глупостей. На
полдороге она ни за что не остановится.
