— А ты хранишь целомудрие? В тридцать один год? Тебе пора к шринку
[7]
.
Отец так зорко следил за ней, что у нее было только четверо мужчин, но поскольку Брэм был у нее первым и, очевидно, последним так называемым любовником, общее количество не изменилось.
— Десять любовников, так что можешь не язвить. И я тоже чиста, как только что выпавший снег. А теперь проваливай и считай, что ничего не было.
Но Брэм уже рассматривал тележку с едой.
— Они забыли «Кровавую Мэри». Черт!
Он стал снимать крышки с блюд.
— Прошлой ночью ты вела себя как животное. Исполосовала когтями мою спину, орала на весь номер… — Он уселся, и полы халата разъехались, обнажив мускулистые бедра. — Все те штуки, которые ты умоляла меня проделать… — Он наколол на вилку ломтик манго. — Даже я был сконфужен.
— Ты вообще ничего не помнишь.
— Не слишком много. Тут ты права.
Ей ужасно хотелось спросить, что же он в действительности помнит. Насколько она его знала, он мог взять ее силой… но даже эта мысль не была так ужасна, как предположение, что она сама ему отдалась.
У Джорджи закружилась голова.
— Ты называла меня своим диким жеребцом. Это я точно помню.
— Уверена, что нет.
Нужно все-таки понять, что произошло в действительности. Но как выудить из него правду?
Брэм принялся за омлет. Джорджи попыталась успокоить разбушевавшийся желудок кусочком черствой булки. Брэм потянулся к перечнице:
— Так… надеюсь, ты на таблетках?
Джорджи отшвырнула булку и вскочила:
— О Боже!
Брэм перестал жевать.
— Джорджи…
— Может, еще ничего не случилось. — Она прижала пальцы к губам. — Может, мы сразу же отключились.
Брэм встал так стремительно, что опрокинул стул.
— Хочешь сказать…
— Все будет в порядке. Должно быть, — пробормотала она, принимаясь метаться по комнате. — От одного раза ничего не бывает. Вряд ли я забеременею.
Брэм обвел комнату диким взглядом.
— Все может быть, если ты не пьешь таблетки!
— Если… если это случится… мы… я… я его отдам. Правда, будет почти невозможно найти человека, достаточно отчаявшегося, чтобы взять ребенка с раздвоенным языком, копытами и хвостом, но уверена, что смогу все уладить.
К щекам Брэма вновь прихлынула краска. Он уселся и взял чашку с кофе.
— Спектакль, достойный звезды.
— Спасибо.
Ее небольшая месть могла показаться ребяческой, но Джорджи стало легче. Настолько, что она смогла съесть клубничину. Однако вторую не смогла одолеть, потому что слишком живо представила теплую тяжесть ребенка, которого никогда не держала на руках.
Брэм налил себе еще кофе. Неприязнь к нему раздирала Джорджи. Впервые после краха своего замужества она испытывала столь сильные чувства.
Брэм отбросил салфетку.
— Пойду одеваться, — объявил он, но, скользнув глазами по распахнутому вороту ее халата, осторожно предложил: — Если только ты не хочешь повторить…
— Ни за что на свете.
— Жаль, — пожал он плечами. — Теперь мы никогда не узнаем, хорошо ли нам в постели.
— Лично я была супер. Ты со своей стороны, как всегда, вел себя как скотина.
Мгновенный укол боли напомнил ей о той девушке, какой она когда-то была.
— Сомневаюсь.
Он встал и направился в спальню.
Джорджи продолжала изучать клубнику, убеждая себя, что вполне может съесть еще одну ягоду. Но тут в ее размышления ворвалось громкое проклятие. В комнату влетел Брэм. Джинсы и рубашка были расстегнуты, французские манжеты свисали с запястий. Ничего не скажешь, он превратился в сильного мужчину. Никакого сравнения с тощим юнцом, в которого она когда-то была влюблена.
Он сунул ей под нос листок бумаги. Она привыкла к бесконечным уколам и издевательствам, но впервые в жизни видела его таким разъяренным.
— Я нашел это под одеждой, — сообщил он.
— Записка от твоего надзирающего офицера?
— Давай радуйся жизни, пока можешь!
Джорджи попыталась изучить бумагу, но сразу поняла, что в этом нет смысла.
— Кому понадобилось оставлять здесь свидетельство о браке? Это…
И тут у нее перехватило горло. Джорджи стала задыхаться.
— Нет! Это что, шутка? Мы… — Она не могла заставить себя докончить фразу. — Мы поженились?
Брэм поежился.
— Но зачем мы это сделали? Я ненавижу тебя!
— Должно быть, во вчерашних коктейлях было намешано столько таблеток счастья, что мы оба преодолели взаимное отвращение.
Джорджи беспомощно хватала ртом воздух.
— Этого быть не может! В Вегасе изменили закон о браках! Я сама читала. Брачное бюро закрыто по ночам, и поэтому ничего такого не могло случиться!
Брэм хищно оскалился.
— Мы звезды. Очевидно, нашли кого-то, готового изменить правила специально для нас.
— Но… это наверняка незаконно. Может, кто-то решил пошутить и это не настоящее свидетельство?
— Посмотри на печать. Это не может быть подделкой.
Джорджи провела кончиками пальцев по оттиску печати, крохотные щербинки чуть оцарапали пальцы.
— Это была твоя идея! — набросилась она на Брэма. — Я точно это знаю!
— Моя? Да это ты отчаялась найти мужа. — Прищурив глаза, он ткнул ей в лицо указательным пальцем. — Ты меня использовала.
— Я звоню своему адвокату.
— Не раньше, чем я позвоню своему.
Они рванули к ближайшему телефону, однако Брэм обогнал Джорджи. Она метнулась к сумочке и выудила мобильник.
Брэм лихорадочно тыкал пальцем в кнопки.
— Это будет самый короткий брак и самый легкий в мире развод в истории Голливуда.
Слово «Голливуд» послало по спине Джорджи холодный озноб.
— Погоди!
Она уронила мобильник и выхватила у Брэма телефонную трубку.
— Что ты делаешь?
— Дай мне немного подумать.
Она бросила трубку на рычаг.
— Подумаешь позже.
Он хотел снова взять трубку, но она поспешно отодвинула аппарат.
— Брак и развод станут предметом обсуждения в прессе. Ровно через двадцать четыре часа все всё узнают. И начнется привычный цирк с вертолетами и погонями на машинах.
