– Я люблю тебя… – сказала на одном дыхании, прикрыв на мгновение глаза, и замерла, забыла, как дышать. Секундная пауза и снова удар в стену и еще один, на третьей раз я схватила его за руку. Костяшки пальцев были разбиты в кровь. Боялась ли я, что он ударит меня? Не знаю. Я была не в том состоянии, чтоб оценивать свои эмоции. Смотрела в его глаза и видела в них растерянность и непонимание. – Люблю…– подула, как ребенку на рассеченную кожу. Виктор выдернул свою руку и сильнее прижал меня к стене.
– Дура.
–Знаю, – и больше не успеваю ничего сказать, он с яростью впивается в мои губы, и я забываю, как дышать, с этого момента он становится моим кислородом, моим миром. Виктор подхватывает меня за бедра, вынуждая обхватить его ногами. Цепляюсь за его плечи и шею, чтоб удержаться. Не разрывая поцелуй, несет меня наверх.
Утром просыпаюсь от головной боли, на часах пять утра, со стоном встаю, выпиваю таблетку, и снова падаю в постель, только сейчас осознавая, что я не один. Картинки вчерашнего проносятся перед глазами с бешеной скоростью. Твою ж мать! Марина. Немного стянув с девушки одеяло, вижу синяки на бедрах, шее, запястьях. Черт! Откидываюсь на подушки, спина неприятно саднит, если меня не подводят ощущения, то спину она мне не просто поцарапала, она ее конкретно изодрала. При одной мысли о ее коготках, в паху моментально приятно заныло. Твою ж …! Марина поворачивается ко мне, приподнимается, смотрит в упор, определенно замечая сожаление в моих глазах.
– Марин…
– Заткнись.
– Это ты мне? – приподнимаю бровь в искреннем удивлении.
– А тут еще кто – то есть?
– Дерзишь?
– Накажешь? – ни намека на улыбку.
– Марин…
– Заткнись. Не смей об этом жалеть. Я знаю все, что ты мне сейчас скажешь. О том, что не держишь, не имеешь претензий и бла бла бла. Не хочу это слышать. Ночью я видела в тебе совершенно другое, и да, я не жалею, ни об одном своем слове, – она переводит взгляд на часы, что-то просчитывая. – У нас в запасе два часа и я уйду, заберу уже собранные чемоданы и уеду, все как ты и просил. И, это не потому, что я так хочу. Я это сделаю потому, что ты этого хочешь. Ты сомневаешься, а я не умею давить на людей, ставить перед фактом и прочее. Реши все сам.
Высказалась и продолжает смотреть на меня своими большими наивными омутами, ожидая ответа. И что я должен ей сказать? Да, я связать слова в предложения с трудом смогу, похмелье, еще не до конца отпустившая головная боль и ее обнаженная грудь, практически перед своим носом. Ни шанса на нормальную мозговую деятельность.
– Все сказала? – она кивает. – Замечательно. Отшлепать бы тебя за то, что устроила.
– У тебя был шанс вчера, и ты его упустил, – смотрю на нее, а у самого расползается улыбка на лице.
– Глупая, глупая мышка. Я же тебя просто сожру.
– Костями подавишься.
– Ты сказала, у меня есть еще два часа, можем наверстать упущенное, – подминаю ее под себя, нависая сверху.
–Накажешь? – тянется к тумбочке, протягивает мне мой ремень. – Отбираю его, откладывая в сторону.
– Ты сегодня, очень смелая, до глупости.
– Это плохо?
– Для тебя да.
– Покажи насколько, – она начинает, изгибает спину, прижимаясь ко мне, а потом и вовсе подается бедрами.
– Мыша, это запрещенная провокация, ты пользуешься тем, что моя голова раскалывается с похмелья.
– У меня это получается? – на ее личике появляется хитрая улыбка. Понимает, что сейчас в разговоре она ведет, но это ненадолго моя сладкая.
–Определенно, – притягиваю ее к себе, заставляя прогнуться, припадаю к ее шее, опускаясь все ниже и ниже, проверяю рукой ее готовность. Она влажная. Марина извивается и стонет в моих руках.
–Хочу тебя внутри, – слышу ее голос сквозь стон. Возвращаюсь к губам. И немного отстраняюсь.
– Я разве разрешал говорить? – глаза девушки распахиваются, вижу по взгляду, она поняла, какая игра началась. Отшвыриваю в сторону подушки. Беру ремень и натягиваю его двумя руками, прижимая им шею Марины к матрасу. Ее лицо спокойно, не выражает никаких эмоций, она просто закрывает глаза и расслабляется, отдает контроль. И отчего-то мой механизм разрушения впервые дает сбой, он не жаждет крови, довольствуясь контролем и обоюдным наслаждением. Мой зверь тоже молчит, он не желает боли, он доволен проявленным ею доверием. Вхожу в нее, довожу ее, до исступления, еле сдерживаясь. Ее стоны все громче, увеличиваю нажим ремня, перекрывая воздух на доли секунды. И улавливая момент кульминации, отбрасываю ремень в сторону, чувствуя, как она содрогается в оргазме, припадаю к ее губам. Позволяя, наконец, и себе расслабится.
– Мне понравилось, – произносит спустя пару минут, сиплым голосом и обнимает меня крепче.
– Ты сумасшедшая дура, – шепчу ей в губы.
– Скажи еще, что ты нормальный?
– Чокнутая, я мог тебе навредить, – легким прикосновением ладони скольжу по ее щеке.
– Заткнись. – Вот ведь зараза. Ложусь на бок, подтянув к себе Марину, и отвешиваю ей смачный шлепок по ее пятой точке.
– Ай… – она вскрикивает, потирая ягодицу, но при этом улыбается.
– Это за дерзость, – она целует меня в плечо.
– Пока последствия мне нравятся, – она опять пытается перетянуть «одеяло» в разговоре, провоцируя меня. Это непривычно и в тоже время безумно нравится.
– Я не против подобных провокаций, – улыбаюсь, прижимая ее ближе к себе, – но можно ты, это будешь делать позже, когда поспим, – целую ее в губы и, зарывшись лицом в ее волосы, проваливаюсь в сон.
ГЛАВА 32
Проснулся в районе двенадцати, Марины рядом не было и, судя по тишине, царившей в доме, она ушла, как и обещала. Черт! Провел ладонью по лицу, смахивая остатки сна и поднявшись, поплелся в душ с твердой уверенностью отправиться за ней. Но уже за чашкой кофе наваждение отпустило, я сам попросил ее уйти, и это было верное решение, так будет лучше для нее, так будет правильней.
В отвратительном настроении отправился в офис. Стоило включить телефон, как он стал разрываться от звонков. Рабочий цейтнот обрушился на мою голову со скоростью снежной лавины, выбраться из которого мне удалось только к полуночи и наконец, отправиться домой. Дом непривычно встретил темными окнами и тишиной, на кухне не было привычной тарелки с ужином, не было разноцветных стикеров на микроволновке. Пустота ударила в грудную клетку, разрывая ее на ошметки. Плеснул, опротивевшие, виски в бокал и выпил залпом. Прихватив бутылку, опустился в кресло. Отхлебывая обжигающий алкоголь, смотрел в окно на ночное небо и пытался смириться с собственной ущербностью и ее последствиями. За собственными мыслями совершенно не заметил, как опустела бутылка.
В таком ритме прошла вся следующая неделя, работа, дом, виски и мысли о Мышке и полный запрет самому себе к ней приближаться. Я так и не смог понять, чем она так меня зацепила, хрупкая, наивная, несмотря на возраст, и порой до глупости смелая. Ее хотелось оберегать, о ней хотелось заботиться, ее хотелось любить. К третьей неделе виски сменила водка, я конкретно выел себе мозг самобичеванием и самокопанием. Раз за разом, прокручивая все месяцы проведенные рядом с ней. Телефон был выключен и заброшен в дальний угол от греха подальше, дабы под градусом не набрать ее номер.
